— Что? Ах, какие пустяки! Подумаешь, ради бизнеса сменил подданство и веру, так ведь выиграл и денег заработал!
— Знаешь, Алекс, ты на меня дурно влияешь. Невыносимо плохо! Теперь мне стал неприятен прагматический подход к вопросам веры, гражданства, убеждений…
— Я поменял и гражданство и веру.
— С тобой всё сложно. Я ведь вижу самим сердцем — ты не поменял гражданство, а вернулся в него. И в своё православие вернулся, такой уж парадокс.
Главное, что повезёт Александр из САСШ, это два станкостроительных завода. А здесь уже строятся авиазаводы для лицензионных «Фрегатов» и «Альбатросов». Это хорошо. Американцы должны привыкать к мысли, что созданная в России авиатехника шибко крутая, и доверять можно только ей. Уже почти привыкли: на приёме у президента Вудро Вильсона, после протокольных мероприятий, когда дело дошло до неформального общения, Александра отловила группа дельцов, и принялась уговаривать спроектировать самолёт, способный перевозить пассажиров из Нью-Йорка в Сан-Франциско.
— Задача, на нынешнем уровне технологий непростая. — стал рассуждать Александр, ведь должны же толстосумы понимать, за что они будут отдавать ему бумажки с портретами своих президентов — Но, в принципе, решаемая. Надо понимать, что одно дело – рекордный перелёт, когда используются уникальные материалы, моторы, штучные приборы и специальное топливо. И летят на этом хламе, ценой дороже бриллиантов, только двое сумасшедших, готовых рискнуть головой ради призрачного успеха. И совсем другое — регулярные перевозки, где всё направлено на удобство, безопасность и доступность услуги.
Александр обвёл взглядом собеседников, все внимательно и даже одобрительно слушали, и он продолжил:
— Признаем, что ближайшие годы, а может и целое десятилетие ни я, и никто другой, не способен создать самолёт для беспосадочной перевозки пассажиров на такую дальность. Вам нужна рабочая лошадка, способная перевезти, скажем, двадцать человек с одной промежуточной посадкой. Это, так сказать, первый слой смыслов. Второй слой: вы должны получать стабильный доход от этих перевозок, а, значит, самолёт должен быть удобен для пассажиров, безопасен и крайне надёжен. Настолько, чтобы даже в случае серьёзного лётного происшествия пассажиры и экипаж остались живы. Он должен быть прост в обслуживании и дешев как по топливу, так и по иным расходным материалам. И, наконец, будущий магистральный самолёт должен быть красив.
— Да, Агата Вторая очень красивый самолёт. — задумчиво сказал один из собеседников.
— Беда лишь в том, что это чисто рекордный самолёт, непригодный для реальной эксплуатации.
— Почему? — удивился тот же джентльмен.
— Слишком дорого. Я уже упомянул уникальные двигатели, оборудование, топливо. Но этот самолёт послужит хорошей основой для разработки как раз рабочей лошадки. Вы понимаете: в нём заложена масса прогрессивных конструкторских решений.
— Понимаю. — кивнул тот.
— Кажется, у меня имеются кое-какие мысли о том, что нужно делать, и по приезду в Россию мои люди приступят к разработке перспективного коммерческого самолёта. Но я бы хотел услышать ваши предложения по этой сделке.
— Наши предложения таковы: мы строим в России авиационный завод по выпуску пассажирского самолёта, алюминиевый завод и электростанцию при нем. Но взамен вы не станете выходить со своей продукцией на наш рынок и рынок нашего заднего двора.
— Вы имеете в виду Южную Америку? — усмехнулся Александр.
— Именно.
— Я согласен. О деталях пусть договариваются наши экономисты.
Потом было бессчётное множество других деловых встреч, результатом которых стали новые контракты, самым удачным из которых Александр почитал как раз покупку станкостроительных заводов.
А в предпоследний день случилась неприятность.
Александр один возвращался в гостиницу: Агате заблажило посетить Арсенальную выставку, которая вернулась из вояжа по Америке. Вообще-то, он терпеливо сносил снобистские закидоны жены, но тут, глянув на красочную афишу, взбунтовался:
— Дорогая, я безмерно ценю твой художественный вкус, но позволь на этот раз сбежать и отдохнуть в тишине и спокойствии.
— Отчего же?
— Бездарную жидовскую мазню[1] я могу посмотреть и дома. Вернее, плюнуть и посмотреть на что-то действительно красивое и талантливое.
— Где же ты видишь жидов?
— Вот они. — сказал Александр, указывая на имена Василия Кандинского и Казимира Малевича — об остальных не скажу, потому что знать их не знаю и знать не хочу.
В глазах Агаты заплясали чёртики:
— Алекс, ты антисемит?