Когда начались допросы, майор Дерябин убедил своих хозяев, что они не зря тратили на него время и силы. Попросту говоря, он помог Западу выбраться из того темного туннеля в области разведки, в котором он очутился, когда 13 лет назад приобрел себе в союзники по войне Советский Союз. Напряжение борьбы с Гитлером означало, что, например, в Британии весь разведывательный и контрразведывательный аппарат переключился полностью на эту борьбу, а из хорошо укомплектованного и важнейшего до войны советского отдела остался один-единственный сотрудник - для поддержания видимости, что работа не прерывается. Во время войны западные державы вряд ли вели враждебную шпионскую деятельность против русских, Советский же Союз, напротив, вел интенсивный и все более усиливавшийся шпионаж против своих временных союзников. Первые послевоенные годы не слишком изменили этот баланс. Если бросить ретроспективный взгляд на утечки разведывательного характера, Игорь Гузенко принес с собой не много сверх пачки телеграмм, хотя и важных, но краткосрочной значимости. Это был молодой офицер, не выходивший за пределы мира шифров, его видение было ограниченным. Константин Волков повидал и знал куда больше, но ему во-время закрыл рот Филби. Потом был разрыв почти в десять лет, прежде чем пошла новая волна бегств советских разведчиков, словно в середине зимы 1954 года открылся шлюз. Однако опыт Растворова, предшественника Дерябина в этой веренице, ограничивался дальневосточными проблемами, а человек, последовавший за Дерябиным, был связан прежде всего с убийствами.
Но до того времени никто не дал такой объемной картины функционирования советского полицейского государства, как Александр Орлов, сбежавший на Запад в Париже в июле 1938 года. По тому времени это был не меньше чем генерал-лейтенант НКВД. До этого он сделал при Сталине блестящую карьеру, вершиной которой оказался вывоз всего золотого запаса республиканской Испании.
За Дерябиным таких подвигов не числилось, да и рангом он был на три ступени ниже. Тем не менее картина, которую он представил, оказалась не менее красочной.
Происхождение наложило свой особый отпечаток на него, несмотря на то, что позже по нему прошелся тяжелый идеологический паровой каток. Дерябин родился в алтайском селе Локоть 13 февраля 1921 года - в день, когда началось первое вооруженное восстание против коммунистического режима мятеж кронштадтских моряков. Отец его, Сергей, служил когда-то младшим чином в царской армии. В деревне он плотничал, занимался сельским хозяйством, своими руками построил вначале одну, затем другую избу, в другом селе. Жена Стефанида родила одиннадцать детей, но выжили только трое. Маленького Петю крестили, иконы всегда висели в доме родителей. Мать тайком учила его Библии. В семь лет мальчик пошел в сельскую школу. Когда он радостный пришел домой в пионерском галстуке, отец назвал предмет его гордости "собачьим поводком"... В пятнадцать он стал комсомольцем, в 1937 году окончил школу, а через год получил квалификцию учителя. В 1939 году в год развязывания Гитлером войны в Европе - он был призван в армию и через месяц назначен помощником политкомиссара в школе офицеров запаса. В мае 1941 года Дерябин, комсомольский секретарь саперного батальона, становится членом партии. Осенью 1941 года под Москвой он получил серьезное ранение в ногу. На следующую осень он уже младший политрук, в офицерском звании, становится участником кровопролитной Сталинградской битвы. Последняя встреча с немцами оказалась для него и худшей. В апреле 1944 года в ходе операции по освобождению Одессы его 284-я дивизия форсировала реку Буг с болотистыми берегами. Его разведывательное подразделение переправилось на другой берег, но немецкой атакой было отброшено назад. Дерябин был ранен в спину, пытаясь добраться до своего берега, и рухнул в болотистую почву. Потом проходивший мимо немец снял с него новые американские военные ботинки, выстрелил в него и затем, считая Дерябина мертвым, порылся в его карманах. Однако крепкий сибиряк выжил, несмотря на ранение в лопатку и легкое. Пролежав пять часов в болоте, он в 11 часов ночи был подобран своими, и его перенесли в более безопасное и сухое место.
В июне 1944-го его с отличной характеристикой направляют в высшую школу военной контрразведки. Закончил он учебу в красном кирпичном здании на улице Станиславского 19 в апреле 1945-го. Война подошла к концу, гитлеровская угроза миновала, и теперь службы безопасности режима могли переориентироваться на свой народ. Сотни тысяч солдат возвращались домой (хотя несколько тысяч дезертировали и остались на Западе). Они своими глазами увидели, что означают сказки о рае для рабочих у них на родине. Они увидели, что побежденные и освобожденные имеют более высокий уровень культуры и жизни, чем победители.
Начали разбираться с судьбами пяти миллионов бывших советских военнопленных, и этот период явился и сильным ударом по сознанию офицера контрразведки, и важным этапом в карьере. Началось с того, что его, капитана госбезопасности (после кратковременного возвращения к гражданской специальности - учительству) направили в Барнаул. Эта работа была привилегированной, денег приносила втрое больше, чем учительство, и к тому же его боялись. До него впервые дошла правда того, чему его учили в школе контрразведчиков. Режим был над и в стороне от нации. И Дерябин с этих пор уже не принадлежал к русскому народу, по крайней мере к его большей части.
В Барнауле он провел с год, налаживая агентурную сеть по надзору за двумя тысячами жителей города. Летом 1947 года от плеврита умерла его первая жена, Таня, и он стал искать нового места приложения своих сил - но не вне, а все в том же мире контрразведки, только повыше. А это означало Москву. Он поехал в отпуск на Кавказ, а "по дороге" заглянул в Москву. С этого момента в биографии Дерябина появляется "рука". В своих записях Дерябин называет этого человека Павлом Зуйковым, но на самом деле его звали Владимиром Петроченковым. С ним Дерябин учился в контрразведывательной школе. В тот момент Зуйков (будет называть его так) был помощником замминистра по кадрам в Министерстве государственной безопасности генерал-майора Свинелупова. Замминистра не любил перетруждать себя на работе и избегал, когда можно, принятия решений - в частности потому, что его недолюбливал печально знаменитый министр госбезопасности генерал-полковник Виктор Абакумов. Следствием такого положения дел было то, что помощник действовал, как если бы это он и был замминистра. Именем Свинелупова он назначал, отзывал и переводил даже высших офицеров, и для него не составляло труда передвинуть капитана Дерябина из Барнаула в штаб-квартиру госбезопасности. Там он прослужил шесть лет и потом, сбежав на Запад, смог дать точное описание всех двенадцати основных и шести вспомогательных подразделений своего ведомства начала пятидесятых.
Одно из первых правил, усвоенных Дерябиным в центре, состояло в том, что, как бы ни сильна была твоя "рука", кончить ты можешь тем, что об тебя будет вытирать ноги твое начальство.
Дерябин побыл некоторое время в секретариате, затем его перебросили в отдел кадров. Только его перевели в кадры, как его начальника, полковника, назначили в службу охраны высших деятелей. Полковник взял Дерябина с собой. Его друг был не в восторге от такого перемещения. "Охрана - неприятная штука, - предупредил он. - Слишком близко к верхушке".
Теперь работа Дерябина заключалась в контрразведывательном обеспечении деятельности подразделения отборных янычар, охранявших жизни кремлевских гигантов. В то время в рядах охранников находилось около пятнадцати тысяч человек. В их задачу входила и проверка участников военных парадов на предмет отсутствия у них боеприпасов*, и проверка крыш, чердаков и подвалов на пути следования Сталина и его главных подручных. Самого Сталина охраняла когорта телохранителей численностью в 406 офицеров и солдат - избранных из избранных. Но кому-то надо было присматривать и за этими "облеченными доверием". И Дерябин стал одним из этих надзирателей - последней линией обороны, прочерченной на самом августейшем уровне. В его функции входил надзор за 2350 людьми в форме, которые несли службу в Кремле и вокруг него.