— Не столько город, сколько водопад.
— А я думал, город.
— Тебя обманули. Давай вернемся к делу. Ожерелье надо послать моей жене в Париж, а кулон привезти сюда, нашей девочке.
Лорд Эмсворт заинтересовался снова.
— У тебя девочка? — спросил он. — А сколько ей лет? Как ее зовут? На кого она похожа, на тебя? — прибавил он, ощутив острую жалость к злосчастной малютке.
— Я имел в виду Веронику, — объяснил Фредди. — Платить не надо, я заплатил. Все ясно?
— Конечно!
— Повтори, пожалуйста.
— У них ожерелье и кулон.
— Только не спутай!
— Я никогда ничего не путаю. Кулон послать Франсис… или скорее наоборот. А вот скажи мне, почему ты зовешь Франсис Ниагарой?
— Потому что ее зовут Ниагарой, и не иначе.
— Что — не иначе?
— Зовут.
— А ты сказал, не зовут. Она взяла дочку в Париж?
Фредди вынул голубой платок и вытер лоб:
— Вот что, отец, давай все это оставим. Не ювелира, а имена, девочек…
— Мне очень нравится имя Франсис.
— И мне. Музыкальное такое. Но давай оставим, а? Обоим легче будет.
Лорд Эмсворт издал радостный крик:
— Чикаго!
— Что?
— Не Ниагара, а Чикаго. В Америке есть такой город.
— Да, вроде был. А как тут у вас дела? — спросил Фредди, решив сменить тему раньше, чем отец спросит, почему дочку назвали Индианой.
Лорд Эмсворт подумал. Рацион Императрицы… нет, не то. У сына не хватает глубины. Наконец он припомнил:
— Твой дядя Эгберт очень ругается.
— Почему?
— Садовники гонялись за Ви.
Фредди удивился, мало того — он был шокирован. Конечно, его кузина очень привлекательна, но он надеялся, что британский садовник лучше владеет собой.
— Гонялись? Садовники? Что, шайка?
— Нет, не все, какой-то один. Я не понял, но он не садовник, а влюблен в твою кузину Пруденс.
— Что?!
Фредди схватился за перильца свинарника; монокль куда-то улетел.
— Так Эгберт сказал. Странно… Гонялся бы тогда за ней. Вероника побежала к Гермионе, та вышла к нему, а он ей дал записку и полкроны. Этого я тоже не понимаю, — признался лорд Эмсворт. — У Гермионы куча денег.
— Прости, отец, — выговорил Фредди, — мне надо подумать.
Он медленно пошел по дорожке и довольно скоро увидел одну из тех скамеек, которые стоят то там, то сям в сельских усадьбах. Для человека с таким бременем скамейка — ничто, и он бы прошел мимо, если бы на ней не сидела Вероника. Когда он к ней приближался, надрывный всхлип рассек воздух, и он увидел, что кузина рыдает. Только это одно и могло увести его мысли от Листера. Он был не из тех, кто оставит деву в беде.
— Эй, Ви! — сказал он, кинувшись к ней. — Что с тобой?
Веронике Уэдж было нужно именно это. Она стала рассказывать, и вскоре добрый Фредди уже обнимал ее, а там и нежно, по-братски целовал, вздыхая и приговаривая: «Нет, это подумать!», «Ну, знаешь!», «Ужас какой» и т. п.
Неподалеку, за деревом, Типтон Плимсол чувствовал себя так, словно его метко ударили за ухом шкуркой от угря, набитой камешками.
Лорд Эмсворт прибыл в Лондон часов в пять и взял такси, чтобы ехать в клуб «Старых Консерваторов», где и думал остановиться. Генри Листер прибыл в то же время тем же поездом и направился прямо к Галли Трипвуду. С той минуты, когда леди Гермиона взорвалась, как бумажный пакет, он мечтал посоветоваться с умным, бывалым человеком. Да, тут уже никто не поможет — а все-таки человек, женивший Ронни на хористке при всех этих тетках, способен на чудо.
Достопочтенный Галахад стоял у входа рядом с машиной и болтал с шофером. Родственные обязательства были для него святыней. Он ехал в Бландинг, к Веронике.
Увидев Генри, он недоуменно поморгал, но тут же понял, что стряслась беда. Такой разум не обманешь.
— Господи, это Генри! — воскликнул он. — Что ты тут делаешь?
— Можно с вами поговорить? — спросил Листер, угрюмо косясь на шофера, чьи большие розовые уши встали как у жирафы.
— Отойдем немного, — предложил Галахад. — Ну, в чем дело? Почему ты не в замке? Неужели выгнали?
— Вообще-то да. Но я не виноват. Откуда мне знать, что она не кухарка? Каждый бы ошибся.
— Ты говоришь о моей сестре Гермионе?
— Да.
— Принял ее за кухарку?
— Да.
— И?
— Дал ей полкроны и записку для Пруденс.
— Теперь понятно. А она схватила пламенный меч и выгнала тебя из сада?
— Именно.
— Как же ты на нее напоролся?
— Она вышла сказать, чтобы я не гонялся за ее дочерью.
— Племянницей.
— Нет, дочерью. Такая лупоглазая слабоумная девица.