— Галахад, я занята.
— Э?
— Я занята.
— Ничего подобного. Когда я вошел, ты курила, задрав ноги.
— Я не задираю ног.
— И захрапела бы, если бы я…
— Как ты смеешь? Я не храплю.
— Это не важно. Важно то, как ты себя ведешь. Если уж брат не может зайти, чтобы ты не окатила его холодом, плохи дела в английской семье.
Беседа приближалась к потасовке, оба были пылкими людьми, но тут вошел лорд Эмсворт, немедленно заговоривший тем высоким тенором, какой он употреблял, когда его обижали.
— Марки! — сказал он. — Пишу письмо, а марок нет. Конни, ты их взяла?
— Я не брала никаких марок, — устало ответила сестра. — Сам забываешь напомнить Биджу, чтобы положил тебе в коробочку. Пожалуйста, бери.
— Спасибо, — сказал умиротворенный граф. — Славно, славно, славно. Пишу в Шропширское, Херфордширское и Южно-Уэльское общества.
— День рождения? — осведомился Галли.
— А? Кажется, нет. Вчера пришло от них письмо, очень лестное. Просят выступить. Ой, господи! — вдруг всполошился он. — Цилиндр надеть придется?
— Конечно.
— А воротничок?
— Помилуй, Кларенс, не в пижаме же выступать!
Лорд Эмсворт об этом подумал.
— Да, ты права, не в пижаме. Воротничок в такую погоду!
— Noblesse oblige, — заметил Галли.
— А?
— Галахад хочет сказать, что положение налагает определенные обязанности.
— Именно, — сказал Галли. — Порази этих свиноводов. Фрак, цилиндр, воротничок — и они подумают: «Да, графы — это тебе не кот начхал!» Если же они увидят тебя в обычном обличье, они, скорее всего, восстанут. Порази их, плени, ослепи, как Соломон — царицу Савскую[25]. Разве это выполнимо в куртке с продранными локтями?
— И в брюках, которые очень давно не гладили, — прибавила леди Констанс. — Вылитый бродяга. Что о тебе подумала миссис Бенбери?
— Она подумала, что я вылитый бродяга?
— Сказала она, чтобы ты не пил?
— Нет. Нет. Не припомню.
— Тогда еще ничего. Прелестная женщина, Кларенс.
— Очень красивая.
— Вы с ней подружились вроде бы.
— Да, да, да!
— Прекрасно, — сказал Галли, подходя к окну. — Я вот говорил Конни, что вы мне напомнили двух… Эй, что это?
— В чем дело, Галахад?
— Какой-то человек на террасе.
— Человек?
— Посмотри.
Лорд Эмсворт тоже подошел к окну.
— Где? Я не вижу… А, я не туда смотрел. Это не какой-то человек. Это мой секретарь.
— Не знал, что у тебя есть секретарь.
— И я не знал.
— Пойди поговори с ним.
— Я с ним говорил. Знаешь, как я боюсь секретарей, а этот мне понравился. Ты подумай, какая удача! Не успели мы познакомиться, а он говорит: «Лорд Эмсворт, вас, часом, не интересуют свиньи?» Я говорю: «Интересуют. А вас?» — «Это просто страсть. Я, — говорит, — всем надоедаю», и как стал рассказывать! Многого и я не знал. Особенно про свиней в Древнем Египте. Они умножали урожай и усмиряли злых духов.
— Большего и ждать незачем!
— А во времена Колумба…
Леди Констанс ударила ладонью по столику.
— Кларенс!
— А?
— Уходи!
— Э?
— Я пришла отдохнуть. Что, одной побыть нельзя?
— Идем, Кларенс, — сказал Галли. — Конни беспокоится. Мы ей неприятны. Побеседуем лучше с твоим одаренным секретарем. Как его зовут?
— Кого?
— Одаренного секретаря.
— Какого?
— Кларенс, — сказал терпеливый Галли, — у тебя новый секретарь. Правильно?
— Да, да, да, да!
— Так вот, я хочу узнать, как его зовут.
— А, зовут! Зовут. Да, да… Забыл.
— Смит? Джонс? Браун? Чомли-Марджорибенкс? Вавасур-Далримпл? Планкет-Дрэгз-Планкет?
Девятый граф задумался.
— Нет… А, вот! Джералд Вейл.
— Вейл?
— Да. Джералд. Он просил, чтобы я называл его Джерри.
Дверь как раз закрывалась, и пронзительный женский крик они сочли ее скрипом.
Дойдя до конца коридора в приятной беседе о цилиндрах, секретарях и недостатках Конни, братья разошлись, старший — в библиотеку, к книге о свиньях, младший — в парк, отдышаться.
Отдышаться ему было нелегко. Конечно, на свете может быть несколько Джералдов Вейлов, но, скорее всего, это не так. По-видимому, Пенни каким-то коварством заполучила его сюда, восхищая Галли своей предприимчивостью. Да, в новом поколении что-то есть, думал он. Там, где Эмелины и Эрментруды его юности уронили бы в разлуке слезу и вышли в конце концов за угодного семье человека, современные Пенелопы берут дело в свои руки.
Именно те черты, которые побуждали Констанс, Дору, Джулию или Гермиону поджимать губы при его имени, были причиной тому, что он все еще восхищался, гордясь, что такая девушка почтила его своей дружбой, когда наткнулся на что-то твердое.