Исход продолжался и после наступления темноты. Закинувшись амфетаминами, фрицы, казалось, не знали усталости, когда брели на юг по полям, балкам, и перелескам, да еще и умудрялись отбиваться от наших атак — "подбодренное" сознание отодвигало на задний план саму мысль об опасности, немец чувствовал себя даже не то чтобы защищенным, а заговоренным, и падающие рядом товарищи лишь приникали к земле, чтобы подобраться поближе к русским, а полученные ранения, да особенно если по касательным, воспринимались как нудящие укусы, неспособные ничего сделать со стальным тевтонским телом. Ну а уж те, кто был в брониках, особенно трофейных, считали себя древними богами. После многочасового марша, нескольких боев, да с затуманенным сознанием — это были настоящие зомби. Энергичные, настойчивые зомби. Конечно, против внезапных ударов штурмовиков с ПНВ или тепловизорами они ничего сделать не могли — пытались хотя бы изредка пускать осветительные ракеты, да жгли костры на возвышенностях, чтобы засветить приборы и хоть как-то уравнять способности к обнаружению противника. Но это же демаскировало и самих немцев, по которым мы вели огонь из всех стволов, и лишь холмы и балки как-то спасали немецких солдат.
В наших тылах еще оставались тысячи фрицев, оказавшихся между маршрутами наших колонн, а в нескольких опорниках, из которых они не успели начать отход, немцы еще продолжали держать оборону. Но это была агония. Из более чем ста тысяч солдат из окружения смогло выйти в последние дни лета от силы двадцать тысяч, да еще первые две недели сентября выходили какие-то остатки. Но фашистская пропаганда раструбила об этом как о великой победе, а все выжившие получили как минимум по знаку "Стальной Поток", выпущенному специально по такому случаю, и очень им гордились. Впоследствии эти бойцы доставили нам немало хлопот — ведь они побывали в пасти русского медведя и смогли выжить — после такого им было все нипочем.
Глава 6
Во всех этих операциях нам очень не хватало высотников, которым было запрещено вылетать вглубь немецкой обороны. Под ударами гаубичной артиллерии наши части порой терялись — к такому они не привыкли. Да, немцы обстреливали наши позиции из гаубиц и раньше, но это были короткие обстрелы, по локальным участкам, а сейчас, после порой полуторачасовых обстрелов, приходилось выводить с передовой целые батальоны легкой пехоты и отправлять в тыл — люди приобретали стойкую боязнь гаубиц, и хотя урон был относительно и невелик, но им требовалось время привести нервы в порядок. Да и дальняя разведка хромала, и в тылах немцы чувствовали себя более свободно. Конечно, все-таки приходилось рисковать высотниками и посылать их на бомбежки гаубичных батарей, но за последние три недели мы потеряли шесть самолетов, причем пропало шесть пилотов и три оператора, остальные либо прыгали с парашютами, либо шли на аварийную посадку, причем часть самолетов дотягивала и до нашей территории, летчикам же, падавшим на той стороне, приходилось выбираться по немецким тылам, и они не один раз поминали добрым словом курсы выживания, что проводились для летунов почти с той же интенсивностью, что для разведчиков — из плена выменяли только пятерых, остальные, кто остался жив сразу при сбитии самолета, выбрались сами.
Но зато мы все-таки узнали, кто сбивал наши высотники. Это были бомбардировщики с крылатыми ракетами. Немцы подтянули к месту прорыва под Брянском пару таких самолетов для прикрытия своих тяжелых батарей, и мы смогли засечь локаторами и сами самолеты, и пуски ракет по нашим высотникам, которые попытались было поработать по немецким гаубицам. Так, ценой сбития очередного высотника, мы и получили настолько важные сведения — ведь до этого мы полагали, что у немцев появились новые ракеты, с мобильными пусковыми установками. Их ракеты и раньше могли лететь на высоту наших самолетов, но скорость полета первых версий позволяла сбивать их противоракетами с самих бомберов. В начале сорок третьего у немцев появились более скоростные ракеты, которые мы уже не всегда успевали сбивать — после первого попадания в высотник мы прекратили бомбежки стратегических объектов типа заводов и мостов. Но эти ракеты могли стрелять только со стационарных позиций — мы захватили несколько пусковых установок и под сотню самих ракет, когда взяли аэроузлы. И вот теперь грешили на то, что немцы смогли поставить их на мобильные шасси и стрелять с них по нашим высотникам. Нет, они сделали еще лучше — начали стрелять ракетами с самолетов. Это были именно крылатые ракеты — крылья позволяли им лететь по горизонтали, причем довольно далеко. Бомбардировщик забирался на семь-девять километров, выстреливал ракету в высотник и, скорее всего, сопровождал ракету до цели — локаторы показывали, что немецкий бомбер продолжал сидеть на том же курсе, что и в момент выстрела. Похоже, они подняли аппаратуру наведения в сам бомбер.
Ну, мы, в принципе, так тоже умели — ракетчики производили опыты с воздушным стартом. Но эти работы были больше нацелены на космонавтику и на противокорабельную тему — корпуса двух высотников соединялись крылом-перемычкой, под которым и подвешивались ракеты — мы сделали три таких аппарата и с начала сорок третьего проводили испытания — я заглядывал в будущее. Но готового оружия против новой фашистской техники у нас не было. Наши новые ЗРК, уже второй версии, пока летали только на двенадцать километров — до немецких самолетов с ракетами им не дотянуться при всем желании. В принципе, так можно было прикрыть высотники над ближними тылами немцев, но гаубицы могли стрелять и на десять километров — так до ракетных бомберов мы уже не достанем — они ведь могут находиться еще дальше.
Так что мы начали работы по двум направлениям. Естественно, первым направлением было нарастить дальность ракет — а это увеличить количество топлива и поиграться с аэродинамикой — например, создать развитые несущие поверхности, чтобы превратить ракету в крылатую — тогда на меньшем количестве топлива она пролетит дальше. Второе направление — обеспечить высотники горизонтальным обзором радиолокаторами — до этого все их внимание и средства обнаружения были направлены только вниз — еще бы — сбоку, да на пятнадцати километрах мы никого не ждали. Была вероятность, что и существующими противоракетами мы сможем сбивать это новое оружие — его скорость полета была в три раза ниже, чем у немецких же вертикалок.
Что самое удивительное, разведка немцев проявляла не так уж много интереса к нашим ракетам. На ракетной технике засветилось всего пятьдесят семь человек — то ли менее интересно, то ли шпионы заканчивались. Вряд ли, конечно, просто у тех же немцев, да и остальных, были и свои неплохие ученые и конструктора, и после получения данных о характеристиках наших первых ракет они все подуспокоились — "все понятно, штука полезная, но не орел". Сейчас, конечно, с появлением нового поколения ракет, способных летать и по горизонтали, их разведка снова активизировалась. Да и было с чего — помимо дальнобойных ракет, что летели уже на двенадцать километров, мы стали применять и ракеты ближней дистанции — до трех километров. Эти наводились уже не по локатору, а визуально, как и наши первые вертикалки — собственно, мы оттуда и взяли схему управления, доработав ее под летные характеристики новых ракет. А я, поглядев на этих малюток длиной меньше метра, чуть не присел. В голове радостным набатом звучало "противотанковые ракеты". Но требовалось обмозговать — надо ли вообще сейчас выпускать это в мир — ведь наши танки, особенно новые модификации, вполне устойчивы к снарядам, и ускорять немецкие разработки еще и в этой области… как бы нам это не обернулось боком. И тут уж немцы будут рыть носом землю, пока все не пронюхают — разведка союзников пока не обращала внимания на наши ракетные технологии, считая, что мы сперли их у немцев. Ну и пусть так думают — меньше работы нашей контрразведке.