Так вот - водород. К счастью, есть методы, позволяющие с ним бороться. Например - легирование хромом. Два процента хрома сводят обезуглероживание до десятых долей миллиметра на каждые триста часов при 500 градусах. Впрочем, другие карбидообразующие легирующие добавки - вольфрам, молибден, ванадий - также защищают сталь, образуя устойчивые карбиды. К тому же хром образует с железом хромистый феррит, устойчивый при высоких температурах и давлениях, а молибден существенно замедляет реакцию образования метана, то есть соединения углерода стали с проникшим в нее водородом - водород дольше остается в атомарном состоянии, его давление нарастает и уже он не пускает следующие порции водорода внутрь. Так что способы борьбы были. Мы столкнулись с этим не только при гидрогенизации, но и при производстве аммиака из азота воздуха, так что результаты борьбы с водородной коррозией работали сразу по нескольким направлениям. Правда, в 1942 мы ограничивались газопламенным напылением покрытий, укрепляя прежде всего наружные слои внутренних стенок химических аппаратов, и полностью легированную сталь мы начали использовать уже в 1943 - с середины 1942го мы начали получать значимые количества легирующих добавок - и со своих горных разработок, и с востока - да потом еще полгода учились варить-прокатывать-сваривать такую легированную сталь - но дело понемногу двигалось - в итоге вдобавок к напылению мы вставляли внутрь рабочего толстостенного цилиндра из обычной стали тонкостенный цилиндр из хромомолибденовой стали - собственно, использовали мировой опыт. Да еще в пространство между этими цилиндрами запускали холодный водород, который охлаждал внешний цилиндр и заодно предохранял его и от серной коррозии, когда сера, присутствующая в сырье, соединяется с железом и образует сернистое железо. Ну вот, а ведь я хотел позднее предложить охлаждать стенки ракетного сопла, пропуская через проделанные в них отверстия жидкий кислород - типа внести очередное "рацпредложение". Оказывается, все придумано до нас.
Как бы то ни было, по сути, с электрошлаковой сваркой нам стали доступны агрегаты любого объема. Мы даже начали сваривать подобным образом затворы танковых пушек - вместо сложного выпиливания затвора из цельного куска железа - вытачивали несколько отдельных деталей - нижнияя и верхняя, боковые стенки, детали для паза затвора - и потом все это сваривали. Объем и сложность станочных работ уменьшились как минимум на половину, хотя первые тридцать затворов трескались от выстрелов, да и сейчас примерно половина сварных швов имела дефекты, так что затворы отправлялись на доработку - вырезать паз и проварить заново - а то и на переплавку. Но постепенно отладим.
С реакторными камерами мы также не форсировали события, так как каждое увеличение объема - это по сути овладение новой технологией - технологический слой сырья растет, повышается неоднородность тепловых полей - и чтобы учиться ими управлять - нужно время. Которое у нас было - к зиме 1941/42 еще оставались запасы на отжатых нами у немцев складах РККА или на складах, отжатых уже у немцев, к тому же мы массово применяли суррогаты в виде спирта, ацетона и прочей гадости, да и наши мини-установки синтетического топлива прирастали числом - где-то по десять-двадцать штук в месяц - если первые тридцать штук были сделаны из гаубичных стволов, то последующие шли уже полностью нашего изготовления. К началу лета 1942го мы выпускали двадцать тонн горючего в сутки, с учетом суррогатов - спирта, ацетона - сорок. К осени мы выпускали уже пятьдесят тонн в сутки, вместе с суррогатами - восемьдесят. К тому же летом, когда шли активные бои в Восточной Пруссии, мы смогли очень хорошо разжиться захваченным у немцев топливом - Вильно, Кенигсберг и другие города дали нам более двух миллионов тонн топлива. Так что время на эксперименты было.
Первый цилиндр, выполненный электрошлаковой сваркой, мы сделали в сентябре 1942 года - еще из обычной стали с напылением. И стали тренироваться на новой аппаратуре - если предыдущие реакционные цилиндры были диаметром 15 сантиметров и длиной метр, то новый был диаметром уже 30 сантиметров и такой же длины. С этих 0,035 кубометра реакционного объема мы стали снимать в сутки уже 300 килограммов масляной жижи, из которой потом получали 200 килограммов бензина, 50 - солярки и лигроина, несколько килограммов масел и густой остаток, который шел на замешивание коксовой пыли в пасту для следующих порций сырья. До американцев нам было еще далеко - те с одного кубометра снимали тридцать тонн искусственного бензина в сутки. Так что нам было куда расти - даже с такой установки в теории можно было снять 1,1 тонны топлива.