Скоро все, шедшие за головным, вообще оказались не видны за его корпусом и дымом, и их временно оставили в покое, целиком сосредоточившись на «Якумо». Неприятельская колонна, буквально засыпаемая снарядами, все так же молча, медленно смещалась в корму от траверза. Даже когда их флагман, наконец, озарился ярким разрывом первого отмеченного попадания, разметавшего куски настила палубы и обшивки на баке впереди надстройки, они не открыли огня, хотя к этому времени уже снова могли бить со всех четырех своих кораблей.
Учитывая изрядную скорость, их зловещее, молчаливое, целеустремленное движение начинало казаться каким-то мистическим, неотвратимым. Всего за четверть часа они смогли прорваться на стандартную дистанцию ведения прицельного огня, без видимого ущерба пройдя сквозь многочисленные плотные накрытия, каждое из которых могло и даже должно было стать роковым для любого из них. Наша позиция, совершенно обоснованно считавшаяся безупречно выгодной, в итоге так и не позволила в полной мере воспользоваться преимуществами нового приема ведения артиллерийского боя. Точнее говоря, японцы не позволили этого сделать.
В 15:49 броненосные крейсера начали последовательно ворочать влево, явно намереваясь проскочить под кормой наших броненосцев. Как только «Якумо», склонившись почти на два румба к востоку, лег на новый курс, японцы наконец начали пристрелку. Дальность в этот момент определялась в 42 кабельтова.
В боевой рубке «Александра», куда заблаговременно спустилось все командование эскадры, оставив открытый мостик ходовой рубки, стояла тяжелая тишина, нарушаемая лишь работой приборов да непрекращающимся бубнежом артиллерийских офицеров в их телефонные трубки. Никто не ожидал, что казавшийся гарантированно убойным и надежным на тренировках и учениях, новейший артиллерийский прием на деле окажется вовсе не таким смертоносным. Конечно, стальная посудина водоизмещением под 10 000 тонн, да еще и обвешанная броней со всех сторон, намного крепче старых деревянных шхун, забитых пустыми бочками, что успели наколотить десятками, пока учились. Но чтобы вот так! Считай, совсем безрезультатно! Это обескураживало!
К тому же с «Бородино» и «Орла» семафорили, что из-за сотрясений от такой частой стрельбы отходят контакты в приводах наведения и подачи, что вызвало пропуски залпов. На «Александре» подобных проблем не было. Переделанная проводка, выполненная по проекту и мастерами питерского завода «Дюфлон и Константинович», исправно терпела такую интенсивную работу, в то время как французская, даже только что отремонтированная своими создателями с фирмы «Сотте-Арле», начала сыпаться с самого начала.
Все это еще больше усиливало общее разочарование. Теперь вместо благородно-эстетичного отстрела крейсеров противника почти на пределе видимости, к приятной мысли о котором уже успели привыкнуть, снова предстояло влезть в яростную бойню на выживание, причем желательно на пистолетных дистанциях. Да еще при этом не допустить расползания японских отрядов дальше к югу и постараться избежать их охватов. Этим, кстати говоря, уже следовало озаботиться незамедлительно.
Еще до начала японского маневра наблюдатели на флагмане совершенно потеряли из вида колонну японских бронепалубников. Опасаясь за конвой, все еще находившийся слишком близко к месту разгоравшегося боя, в 15:51 Рожественский распорядился отправить «Богатыря» и «Светлану» к нему, чтобы прикрыть от возможной атаки с кормовых углов, отразить которую, если она случится, одному «Донскому» с эсминцами будет затруднительно. Броненосцы же могут просто не успеть выдвинуться на перехват, связанные боем.
Так и не вступившие до сих пор в бой оба наши трехтрубных крейсера, дав полный ход, развернулись на юг и направились к берегу, быстро догоняя караван, уходивший на своих максимальных тринадцати узлах по обвехованному фарватеру. К моменту, когда тот миновал траверз мыса Саозаки, они встали в его хвосте, уравняв скорости и пристроившись в кильватер оттянувшемуся на арьергардную позицию «Донскому».
За это время в сражении главных сил уже много чего произошло. Компактная колонна броненосцев почти сразу после ухода крейсеров начала разворот на обратный курс, круто ворочая «все вдруг» через левый борт. Предотвратить охват своего строя и прорыв к каравану Рожественский теперь мог только таким резким маневром. Временное прекращение собственной стрельбы под огнем противника должно было вскоре компенсироваться сохранением выигрышной позиции по волне и ветру.