Однако уже в самолёте на пути в Вашингтон команда Рейгана начала пересматривать эти пессимистические оценки. Джек Мэтлок так вспоминает об этом:
— В самолёте я взял листок бумаги и начал считать, о чём мы договорились. Через 15 минут мысль неожиданно пришла в голову: «Ох, ведь мы почти договорились обо всём, ради чего ехали в Рейкьявик!» Я пришел в кабину, где сидели Джон Поиндекстер и Дон Риган, и сказал: «Почему мы грустим? Посмотрите, по большинству вопросов контроля за вооружениями у нас прорыв. Мы не достигли многого по другим вопросам повестки дня, но по контролю за вооружениями мы добились перелома». Риган посмотрел на Поиндекстера и спросил: «Ты согласен?» Поиндекстер ответил: «Да, я так думаю».
И уже в Вашингтоне, выходя из самолёта, Дон Риган заявил журналистам:
— Нет, это не фиаско. Мы продвинулись очень далеко вперёд.
А через два дня в этом же духе вещал и сам президент:
«Поверьте мне, значение встречи в Рейкьявике не в том, что мы не подписали соглашений в конце. Значение в том, что мы сблизились так, как мы это сделали. Прогресс, которого мы достигли, был немыслим всего несколько месяцев назад».
А историки до сих пор спорят, что представляет собой Рейкьявик — грандиозный успех или полное фиаско? Для одних он почти чудо, которое не свершилось из— за упрямства Рейгана и Горбачёва по СОИ. Для других — он почти катастрофа, которую удалось избежать только благодаря этому их упрямству. Рейкьявик сравнивают по своей противоречивой значимости с Мюнхеном 1938 года, Ялтой 1945 года и Веной 1961 года, когда там встретились Хрущёв и Кеннеди перед Кубинским кризисом. Например, бывший президент США Никсон так оценивает Рейкьявик: «Ни один саммит после Ялты не угрожал так сильно интересам Запада, как эти два дня в Рейкьявике». При этом он ссылается на согласие Рейгана уничтожить баллистические ракеты и ядерное оружие.
В этих оценках, однако, упускается из вида главное — а можно ли было осуществить на практике то, о чём почти договорились тогда Рейган и Горбачёв. Последующее развитие событий даёт ответ и на этот вопрос.
А ЧТО ПОТОМ?
Прошло всего несколько дней после Рейкьявика, когда посол США Хартман, только что вернувшийся из Вашингтона, срочно запросился на приём к Шеварднадзе. Было это 20 ноября и мидовские эксперты смекнули: несёт что— то экстра важное. И верно, — министра он огорошил:
— «В ходе второго пятилетнего срока (речь шла о двух пятилетних сроках ликвидации ядерного оружия, обсуждавшихся в Рейкьявике — ОГ.) мы имеем ввиду сократить до нулевого уровня баллистические ракеты морского и наземного базирования, а не ликвидацию всех ядерных вооружений. Лишь на последующей фазе, после 10 летнего периода ликвидировались бы менее опасные, медленно летящие средства, такие как крылатые ракеты или бомбардировщики. Однако их ликвидация должна сопровождаться принятием мер в области других вооружений — обычных или химических, а также уменьшением напряжённости и предотвращением возможности для любой из сторон получить превосходство.»
Это был откат назад, ревизия взаимопонимания, достигнутого Рейганом и Горбачёвым в Рейкьявике. По сути дела американский посол, действуя по указаниям из Вашингтона, официально поправил своего президента. Такое в политике не часто случается.
Оправившись от шока, в Москве срочно устроили пресс— конференцию, на которой процитировали высказывания Рейгана в Рейкьявике о ликвидации всего ядерного оружия в течение 10 лет. Но ситуации это не изменило. Больше того,победные реляции, что СССР и США были в двух шагах от достижения соглашения о ликвидации то ли ядерного оружия, то ли ракет вызвали удивление, а у многих — просто шок.
Союзники США в Европе были глубоко возмущены, что Рейган дал согласие на такие радикальные шаги без согласования с ними и без учёта их интересов. Что это — отказ от ядерного сдерживания, на котором зиждется европейская безопасность?
Высказывались также серьёзные опасения и в отношении его позиции по ракетам среднего радиуса действия. Хотя лидеры НАТО, начиная с 1981 года, единодушно выступали на публике за «ноль» по РСД в Европе, на деле это было далеко не так. Американские Першинги были для Европы своего рода заложниками — США не смогут бросить её в беде. В приватных консультациях накануне встречи в верхах американцы говорили о намерении сохранить там 100 ракет в качестве гарантии сдерживания. И вдруг в Рейкьявике Рейган согласился на «ноль». Почему? Английский премьер Маргарет Тэтчер, которая считалась первым другом Рональда Рейгана, бросила в сердцах:
206
Understanding the End oft he Cold War, Reagan/Gorbachev Years. An Oral History Conference, May 7— 10, 1988, Brown University, p.p. 175 — 176.