Такого еще не было. Разъехались они из Вены с ощущением того, что зашли в глухой тупик.
А 17 ноября в Чикаго Шульц публично заявил:
— «Если мы даже уничтожим все баллистические ракеты, нам нужна страховка на случай обмана и других непредвиденных обстоятельств. Составной частью такой страховки могло бы стать соглашение о сохранении небольшого числа ядерных баллистических ракет».
На мечтах ликвидировать всё и вся, озвученных в Рейкьявике, был поставлен крест. Настала пора переходить к реалиям.
ГЛАВА 16
КАДРЫ МЕШАЮТ ВСЁ...
Той осенью Рейгану и Горбачёву было не до стратегических вооружений. Их помыслы были заняты делами внутренними.
Трёх недель не прошло после Рейкьявика, как два важных события потрясли Америку. 4 ноября республиканцы потеряли большинство в Сенате, потерпев поражение на промежуточных выборах. И одновременно разразился скандал «Ирангейт».
Популярность президента заметно упала, а позиции его администрации ослабли. В запутанном клубке нечистоплотных сделок, связанных с поставками оружия Израилю, Ирану, Саудовской Аравии и Никарагуа, оказались замешаны высокие должностные лица. Это вызвало негативный резонанс по всей стране. 24 ноября вынуждены были уйти в отставку советник по национальной безопасности адмирал Поиндекстер и директор ЦРУ Уильям Кейси. Потом главу администрации Белого дома Дона Ригана сменил Ховард Бейкер. Начались кадровые перестановки в министерствах и ведомствах.
А в январе 1987 года Белый дом опубликовал обширный, на 40 страниц, доклад «Стратегия национальной безопасности Соединённых Штатов». В нём не было и намёка на то, что администрация США видит хоть какие— то изменения в политике Советского Союза, вызванные перестройкой и новым мышлением Горбачёва.
Как и прежде, в докладе утверждалось: «Москва стремится кардинально изменить международную обстановку и установить господство Советского Союза над всем миром. Именно эта далеко идущая цель определяет всеобъемлющие концептуальные рамки советской внешней политики». Новое только в том, что «за последний год Советский Союз стал значительно более изощрённо управлять инструментами своей власти», такими как торговля и дезинформация.
Вот и всё. Получалось, что в Женеве и Рейкьявике Горбачёв просто обманул доверчивых американцев. Поэтому изменений в политике США не предвидится.
Но это была игра на публику. А за кулисами Белого дома шла напряжённая подковёрная схватка. Министерство обороны и ЦРУ предлагали объявить о начале размещения элементов СОИ в космосе и выходе из Договора по ПРО. Шульц и госдепартамент сопротивлялись, доказывая, что это может сорвать обозначившиеся в Рейкьявике перспективы предстоящих переговоров как по РСД, так и по СНВ. А Уаинбергер не скрывал, что это, как раз, и есть его цель.
Для Горбачёва той осенью тоже остро встали дела внутренние. На встрече с заведующими отделами ЦК 12 декабря 1986 года он прямо говорил:
— «Беспокоит предстоящий год… Если опять застрянем, плохо будет стране. А ведь очень хотят на Западе, чтобы мы застряли, сорвались. Больше всего их там интересует не наша внешняя политика, а что будет с социализмом. Не все у нас это понимают… Нашему поколению ничего не остаётся, кроме как перестраивать страну. Всего и мы не сделаем, но процессы ускорения заложим».
Такую политику, под громким лозунгом «ускорение», Горбачёв уже пытался проводить в течение двух первых лет пребывания у власти – в 1985 и 1986 годах. По сути она была продолжением курса Андропова на укрепление дисциплины и повышение эффективности производства, которые должны привести к совершенствованию социалистического строя. Только в отличие от Андропова, Горбачёв провозгласил большую открытость советского общества — «гласность».
Однако к концу 1986 года стало ясно, что этих мер уже не достаточно. Реформы буксовали. Экономика и финансы были в плачевном состоянии. Партийные и государственные структуры на словах горячо поддерживали ускорение, но на местах ничего не менялось. Что делать?