– Здесь требуется ваша подпись, – небрежно сказал я.
Он прочитал текст, не моргнув глазом, что само по себе было удивительно, если принять во внимание пункты договора.
Я стал вспоминать знакомые с детства слова:
"...Ученик верно, преданно и честно будет служить своему Господину, подчиняться ему и выполнять все его законные требования.., и не уйдет со службы и не предаст другому дела своего Господина.., и будет отдавать Господину все деньги и другие предметы, которые ему заплатят за проделанную работу.., и во всех делах и поступках будет вести себя, как должно верному и преданному Ученику..."
Алессандро положил договор на стол и посмотрел на меня.
– Я не могу этого подписать.
– Необходима также подпись вашего отца, – пояснил я.
– Он не подпишет.
– Значит, говорить больше не о чем, – с облегчением сказал я, откидываясь на спинку стула. Он вновь посмотрел на меня.
– Адвокаты отца составят другое соглашение. Я пожал плечами.
– Типовая форма обязательна. Статьи Акта были написаны еще в средние века и относились к ученикам всех ремесел. Если вы измените дух и букву закона, договор перестанет отвечать требованиям, необходимым для получения жокейских прав.
Наступило напряженное молчание.
– Скажите, там говорится.., что ученик должен отдавать все деньги господину.., значит, мне придется отдавать то, что я заработаю на скачках? – В голосе его слышалось вполне понятное неподдельное изумление.
– Там действительно есть такой пункт, – согласился я, – но в наше время принято возвращать ученику половину денег, заработанных им на скачках. К тому же, естественно, если вы приняты на работу, то будете еженедельно получать жалованье.
– Значит, если я выиграю дерби на Архангеле, половина того, что заплатит владелец, и половина денежного приза будет вашей?
– Совершенно верно.
– Это несправедливо!
– Прежде чем переживать по этому поводу, неплохо бы для начала выиграть, – легкомысленно заявил я, и его лицо тут же гневно вспыхнуло и приняло надменное выражение.
– На хорошей лошади я выиграю!
"Да ты шутник, парень”, – подумал я, но ничего не ответил.
Он резко встал, не говоря ни слова, взял со стола копию договора, вышел из конторы и сел в машину.
"Мерседес”, еле слышно мурлыча, помчал его по дороге, а я остался сидеть на стуле Маргарет, втайне надеясь, что больше никогда не увижу Алессандро, морщась от неутихающей головной боли и прикидывая, поможет тройной бренди моему исцелению или нет. Не помог.
* * *
На следующее утро об Алессандро не было ни слуху ни духу, и, судя по всему, день обещал быть неплохим. Колено жеребца-двухлетки напоминало футбольный мяч, но жеребец больше не хромал и ступал довольно уверенно, а у Счастливчика Линдсея оказалась, как Этти и предполагала, простая царапина. Престарелый велосипедист принял вчера вечером мои глубочайшие извинения плюс десятифунтовую бумажку в качестве компенсации за синяки, и у меня сложилось впечатление, что теперь он готов попадать под лошадь сколько потребуется, если каждый раз ему светит такая же прибавка к его доходу. Архангел проскакал вполсилы шесть фарлонгов <Fuilong (фарлонг) (англ) – 660 футов = 220 ярдов = 201, 17 м> по склону холма, а я после ночного сна стал чувствовать себя значительно бодрее.
Но Алессандро Ривера вернулся.
Он подкатил все в том же “Мерседесе” с тем же личным шофером, как только мы с Этти закончили вечерний обход и вышли из последнего денника, и я подумал, что они, должно быть, стояли и наблюдали за нами с Бэри Роуд, чтобы на этот раз не ждать ни секунды.
Я кивнул головой в сторону конторы, и Алессандро пошел за мной следом. Я включил калорифер и сел на старое место. Он последовал моему примеру и сел в вертящееся кресло.
Сунув руку во внутренний карман, он достал договор и протянул его мне через стол. Я развернул сложенную пополам бумагу и прежде всего посмотрел в самый конец. Документ вернулся ко мне в первозданном виде. Однако там стояли теперь четыре подписи: Алессандро Ривера, Энсо Ривера и подписи двух свидетелей, в специально отведенной графе.
Я посмотрел на смелый, размашистый почерк обоих Ривера и неуверенные каракули свидетелей. Они подписали договор, не заполнив анкеты, не потрудившись даже выяснить размера жалованья и времени, которое займет ученичество.
Алессандро внимательно наблюдал за мной. Я встретил взгляд его холодных черных глаз.
– Вы с отцом поступили так потому, что не считаете себя связанными никакими обязательствами, – медленно произнес я.
Выражение его лица не изменилось.
– Думайте, что хотите, – ответил он.
И я стал думать. И понял, что сына нельзя считать таким же преступником, каким был его отец. Сын серьезно отнесся к своему ученичеству, а его отец просто на это плюнул.
Глава 4
Небольшая частная палата в северной лондонской больнице, куда моего отца положили после автомобильной катастрофы, казалось, полностью была забита какими-то каркасами, веревками, блоками и противовесами, окружающими его постель. Обвисшие шторы в цветах закрывали единственное окно с высоким подоконником, из которого был виден кусок стены стоящего напротив здания и полоска неба. Раковина располагалась на уровне груди, и вместо обычных ручек из нее торчали рычаги, которые надо было поворачивать локтями. Кроме того, перед кроватью стояло нечто напоминающее кресло для посетителей и тумбочка, на которой в стакане воды лежала вставная челюсть.