Обсуждали мы, между прочим, и эту проблему. Я жаловалась: после перелома никак не могу найти свою позицию в жизни. То, что было когда-то легко и просто — контакт с больным, — стало трудно, иной раз невозможно.
— Все «я» да «я», — перебил меня Чагин. — Как это «я» крепко в вас сидит! Как «я» выгляжу, да правильно ли «я» поступаю, да любят ли меня больные... А ну-ка бросьте это «я» к черту! Постарайтесь заняться чем-то другим, кроме своей драгоценной персоны.
Обиделась:
— Я, слава богу, работаю.
— Этого мало. Надо иметь перед собой цель. Впереди, а не позади. Не сокрушаться о прошлом, а думать о будущем.
— У меня будущего нет.
— Врете, простите за грубость! У каждого, пока он жив, есть будущее. Хватит вам размышлять да в себе копаться. Поставьте перед собой конкретную цель: перейти с костылей на палку.
— Это невозможно. Я и на костылях-то еле хожу.
— Возможно! И необходимо. Несколько месяцев упорства...
Упорство, само упорство в его желтом взгляде. В клюве волос, остро надвинутом на лоб. В руке, сжавшей наконечник палки. Палка тяжелая, массивная, как перекрученный корень...
— Неужели и мне — с такой? Да я ее не унесу...
— Нет, я подарю вам другую, легкую.
На другой день принес палку — чудо изящества. Какие-то инкрустации, перламутр. Даже слишком хороша для меня. Для моей убогой фигуры.
— А ну-ка, Кира Петровна, попробуем! Отставьте костыли вон туда, в сторону. В левую руку — палку. Встали, пошли.
— Не могу. Боюсь.
— Не вы боитесь. Боится кто-то другой поселившийся в вас. Временно.
— Вся жизнь временна. Кажется, так вы говорили.
— Нет, вечна.
— Вас ли я слышу, Глеб Евгеньевич? Неужели вы верите в загробный мир? В существование после смерти?
— В личный загробный мир — нет. В существование после смерти — да.
— Вы это серьезно?
— Куда серьезнее! Объясняю. Каждый человек оставляет след в мире. Кто-то о нем помнит. Даже не о нем самом, а о людях, событиях, которые были с ним связаны. Где-то я читал (боюсь спутать, не специалист), что кто-то из физиков в споре о «дальнодействии» и «близкодействии» выразил смелую мысль: физическое тело присутствует не только там, где его можно непосредственно ощупать, а везде, где только проявляется его влияние. Так и с людьми. Каждый человек существует в мире не в наивном смысле — там, где его можно потрогать, — а гораздо шире: в своих следах, делах, влияниях. Мы, например, с вами существуем в наших больных, и не только. Даже в наших ошибках. Безгранична людская преемственность. В ней, если хотите, бессмертие. Скольких когда-то живших, ныне физически не существующих, она сохранила! Человека как бы и нет, но тем не менее он существует. Случалось ли вам в этом убедиться?
Задумалась. Да, случалось. Например, папа. Прямое плечо, седые виски, глубокий голос... Нет, но существует.
Много раз потом вспоминала этот разговор с Чагиным. Повторяла: нет, но существует...
— Ладно, дивертисмент кончен, Кира Петровна. Палку в левую руку, правую — мне. Пошли.
— Не могу.
— Можете. Я рядом. В случае чего поддержу. Я сам с палкой, но не в левой руке, в правой. Отлично друг друга дополняем. Дайте мне вашу правую руку. Пошли!
Только два шага удалось мне сделать: закружилась голова, заходили стены. Чагин поддержал меня, усадил:
— Ну и нервишки! Я о вас был лучшего мнения.
— Голова закружилась.
— Ладно, отдохните. Некуда спешить, не правда ли?
И еще какая-то фраза. Я не поняла.
— Что вы сказали?
— Не имеет значения. Старинная легенда.
— Расскажите.
— Пожалуйста. В глубокой древности какой-то святой, великомученик, которому отрубили голову, взял ее под мышку и так, с головой под мышкой, прошел некое расстояние (может быть, сто лье) от одного города до другого. Кому-то рассказали об этом чуде, а тот резонно ответил: «Расстояние неважно, важен первый шаг». Вот это-то я вам и сказал по-французски.
— Я не поняла. Французского не знаю.
— Эх, вы! Словно гордитесь: французского не знаю. А надо знать. Есть старинная поговорка (опять старинная!): «Сколько языков вы знаете, столько раз вы человек».
— А вы сколько раз человек?
— Не так уж много, — стал загибать пальцы. — Если по-настоящему, пять. Если считать полузнакомые, то побольше. Остановимся на пяти.
Пять языков! Это подумать! Я перед ним просто неуч.
— Ну ладно, — сказал он. — Будьте хоть один раз, но человеком. Давайте руку. Еще раз — на побитие личного рекорда. Раз, два — встали! Пошли! Не бойтесь, я рядом.