Поэтому к пятому августа, достигнув определенных успехов, немцы выдохлись, так и не сумев пробить насквозь батальонный УР, не говоря уж о его уничтожении. Они вклинились на километр, дошли почти до подземного госпиталя и штаба, обложили оставшийся ДОТ первой роты, опорный пункт второй роты на западном фланге, по лесам обошли УР с запада, сбив по пути заслоны, и обложили опорный пункт третьей роты с севера. И встали.
К этому моменту от батальона осталось чуть больше сотни человек, одна САУ, два танка, один из которых был не на ходу, пять минометов с небольшим запасом мин, несколько гранатометов и пулеметов. Но патронов было еще много, вокруг госпиталя и штаба еще при подготовке к обороне были устроены несколько хотя и одноэтажных, но тоже крепких железобетонных ДОТов, вокруг которых все время копались новые траншеи и ходы сообщений, артиллерия фрицев уже не могла поддерживать свои войска огнем из-за близкого расположения наших и немецких окопов, любые попытки пойти в атаку мы встречали шквальным огнем, а возможности для маневра не было — под нашим контролем оставался пятачок менее квадратного километра, тут просто некуда было маневрировать, везде — наши бойцы. Поэтому создалась патовая ситуация — нам не выбраться, немцам не пройти. Они так и не смогли освободить дороги, чтобы пробросить тяжелые вооружения и боеприпасы дальше на север. Задача батальона была выполнена.
А пятого августа началось общее контрнаступление.
Глава 6
Фридрих летел в истребительном прикрытии пикировщиков уже шестой раз за эту неделю — русские мало того, что и не думали сдаваться, так еще начали наступление, которое надо было во что бы то ни стало задержать — слишком много немецких парней влезло в эти чертовы леса, и требовалось расчистить им обратный путь. Фридрих верил, точнее — знал, что они еще вернутся — в газетах писали про новые танки, что на голову превосходят эти русские стальные коробки. Хотя и Тигры были очень даже ничего — Фридрих сошелся с танкистами, что неделю прикрывали их аэродром от партизанских налетов, пока их не перебросили дальше, и те разрешили ему посидеть внутри бронированной машины. Это была мощь. Тевтонская мощь. Правильно фюрер сделал, что призвал нацию затянуть пояса и всем народом сплотиться перед лицом угрозы с востока. Вот только пораньше бы… Ну, не ему об этом судить — молод еще. Его дело — сбивать русские самолеты и защищать свои бомбардировщики и пикировщики от этих чертовых русских ракет. Фридрих как раз летел с нижнем ордере и цепко следил за нижним правым сегментом. Вот из-за деревьев в трех километрах справа показался дымный шлейф русской ракеты, и Фридрих привычным маневром заложил вираж, выходя на позицию для атаки. Его истребителю ракета была не страшна — управляющий ею человек не успевал довернуть ее с нужной угловой скоростью, чтобы вывести на его самолет, поэтому-то последний год часть истребителей отвлекалась на подавление или уничтожение русских пусковых установок. Да, сами наводчики хорошо прятались, но и уничтожение пусковой было неплохим подспорьем — все русским придется делать новую. Фридрих самолично уничтожил уже семь штук, уничтожит еще три — и отпуск ему гарантирован. Вот и сейчас он отворачивал с траектории русской ракеты, которая, несмотря на большую угловую скорость истребителя, все продолжала целить в него. Это было странно. Обычно ракеты продолжали идти вверх, к бомбардировщикам, Фридрих даже сбил одну, за что получил железный крест. А эта была непохожа на старые конструкции — какая-то хищная, с развитым оперением… и очень узкая… Больше ничего он додумать не успел — воздушная акула нырнула под истребитель, где взорвалась, буквально выдернув двигатель с подмоторной рамы, так что Фридрих, уже умиравший от прошивших его тело стальных шариков, наблюдал фееричную картины вставшего на дыбы двигателя, разбрасывавшего вокруг обломки капота и своей конструкции.
Так уж получилось, что Фридрих стал первой жертвой наших новых ракет. Он, конечно, об этом не узнал, как и мы не узнали его имени — все сгорело в ярком пламени. Но счет был открыт.
Проснувшаяся на направляющих ракета с удовольствием разминала свой электронный мозг, куда на лампы прямого накала поступило живительное электричество. Жужжа моторами, она стала прогонять жидкости по каналам высокого давления, зашевелила рулями на оперении, а гироскопы начинали все сильнее раскручиваться в своих износостойких гнездах. Возможно, ракета даже понимала, что все эти действия она выполняет под управлением команд, приходивших по проводам с пульта управления через боковой разъем, но это ее нисколько не смущало — она наконец-то проснулась от долгой спячки, куда впала после такого же тестирования в ОТК на заводе. Поэтому она старательно возвращала в тот же разъем ответные сигналы и напряжения — пусть порадуются за ее отличное самочувствие — кто бы там ни был.
Шестым чувством своих гироскопов она отследила, что направляющая повернулась градусов на тридцать и затем стала медленно сопровождать какую-то невидимую цель. Ну, невидимой она была до того момента, как антенна ракеты начала вращаться — тут-то ее приемные каскады и начали улавливать электромагнитные волны, что приходили от неведомого источника. Эти волны были слишком омерзительны, чтобы долго их терпеть, и ракета начала все сильнее зудеть от желания уничтожить их источник, и заодно стала выдавать в выходной разъем свое все возрастающее нетерпение. К счастью, неведомый оператор прекрасно понимал ее состояние, потому как ракета почти сразу почувствовала вспышки в своем чреве, и в следующий момент в ее соплах наконец-то зарокотал огонь, практически скрытый в горячих газах. Температура явно повысилась, но не настолько, чтобы помешать ракете сорваться с направляющих. Она почти сразу отбросила ускорители, которые, как ей казалось, слишком портили ее стремительный внешний вид, и рванулась к источнику омерзения. К сожалению, один из этих уродских ускорителей оторвался на полсекунды позже остальных, и ракета вильнула в сторону, потеряв сигнал. Но ее быстро вернули на первоначальный курс гироскопы, которые как раз на такой случай первые три секунды полета удерживали ракету на первоначальном курсе, пока не стечет заряд с конденсаторов задержки, разрешавших включение в управляющие цепи блока самонаведения.
Начиналась самая захватывающая часть ее жизни — полет. Микровозмущения воздуха, ставшие под напором быстрого тела рытвинами и ухабами, старались спихнуть ее с курса, так что ей приходилось постоянно дергать рулями вправо-влево, вверх-вниз, все время сверяясь с гироскопами. Но те стойко держали ее поджарое тело на курсе, и ракета продиралась сквозь воздушные ухабы вперед, к цели. А сигнал постепенно забирал влево-вниз, поэтому все время приходилось понемногу доворачивать в ту же сторону, так, чтобы сигнал с разностной схемы снова и снова становился нулевым. В какой-то момент пришел сигнал и с другого ракурса, но накопительная схема на конденсаторах отфильтровала эту случайную помеху, не позволив ракете отвлечься от своей цели — она даже не вильнула в ту сторону.
Вдруг ракета влетела в зону сильной турбулентности, и ее ощутимо затрясло, так что она стала опасаться, что сигнал потеряется — уж слишком ее стало мотать из стороны в сторону, и даже гироскопы дали сбой, пропустив несколько тактов синхросигналов. Но команды от пусковой установки быстро вернули ракету на место. Она почти успокоилась, снова уловив сигнал от цели, как вдруг сетка в одном из усилителей все-таки не выдержала вибраций, лопнула, и хлынувший поток электронов переборол в схеме сравнения потоки от других каскадов и заставил полностью сдвинуться золотник, управлявший приводом "вправо" третьего руля. Ракета прочувствовала резкий удар, от которого ее вот-вот начнет вести вокруг оси и вбок, но ей было все-равно — она уже готова была взорваться — пропавший отвратительный сигнал подсказал ей, что источник уже совсем близко и его можно будет достать взрывом, а сигналы от пусковой установки уже не запрещали ей это сделать — видимо, ее дальность совпадала с дальностью до цели, и так и оставшийся неведомым оператор сдвинул какие-то рычажки, освобождавшие ракету от всяких обязательств. И она, не мешкая ни миллисекунды, дала в цепи электрозапала мощный импульс, от которого сдетонировала запальная масса и уже через миллисекунду взрывчатка боевой части начала мгновенно расширяться, выталкивая на свободу десятки стальных шариков. Дело было сделано — ракета стала свободной.