— Извини, не подумал, — подмигнул Дух Зимы милой Фее, и со скрываемой досадой отвел взгляд.
«Они, как всегда, ничего не хотят видеть и осознавать. Впрочем, надеяться не стоило», — горькое очередное понимание вгрызлось в душу юному Хранителю, но Джек не подал вида. Кажется вновь, он остается в одиночестве, и никто его не понимает, не видит его правды и не хочет видеть… Не хотят они понимать.
— Джек, ты нам будешь нужен, — тяжелая рука Северянина с хлопком опустилась на хрупкое плечо Фроста, заставляя того поднять глаза вверх и посмотреть на Хранителя Рождества, — Но сперва, давай обсудим какой участок с подарками ты возьмешь на себя…
Улетал Фрост с Северного Полюса в крайне веселых эмоциях, и после всеобщей семичасовой работы, не без перерывов на вкусный обед и ужин, конечно же. Но всё же осадок от недопонимания оставался вместе с ним, холодным налетом приморозившись к эмоциям. Возвращаться в Соединенные Штаты не хотелось, города он может облететь и завтра на рассвете, подарив замечательный утренний снежок и красивые — последние снежинки, что будут легко крутиться и переливаться в лучах восходящего солнца, давая разноцветный отсвет своими безупречными гранями.
Сейчас же, набрав в легкие бодрящего ледяного воздуха, Джек радостно крутанулся в воздухе и громко попросил ветер нести его на материк. Он хотел навести озорной белый вихрь на давно знакомые ему городки в северной Норвегии. И первый из таких городков был Стейнхьер, простой и тихий, с малым населением и нечасто заезжающими туристами.
Джек любил городки, до которых прогрессу добраться сложнее, он всегда радовался, наблюдая за простыми забавами тамошних детей. Они любили снег, они знали и видели его почти круглый год, и главное, хоть у них и были чудеса техники, но старые игры, посиделки у костров, прятки и снежные скульптуры никто не забывал. Джека там любили не смотря, как он являлся — с леденящей душу снежной бурей, что могла с легкостью вырывать с корнем вековые ели или с мягким и нежным снегопадом, если вообще можно представить себе холод и снег нежным.
На этот раз Дух Веселья опустился на сугроб, покрытый толстой коркой снега, без особых проявлений и буйства своей стихии. Он быстро повел плечами, помянуя о нескольких острых льдинках, что забрались под его толстовку в быстром полете. Наверное, если бы у Духа Зимы была человеческая температура тела, то эти льдинки давно растаяли, едва ли сумев промочить толстовку. Но, к счастью, для Джека его температура была на максимум занижена, и потому всё холодное и, по идее, тающее при соприкосновении с его кожей так и оставалось в своем первозданном, кристально-ровном виде. Вот и сейчас, льдинки оставались где-то под толстовкой, в районе лопаток, и нестерпимо кололи нежную кожу, которая начинала чесаться.
— Да что же это?! — возмущенно прошипел паренек, перекидывая посох в левую руку, и пытаясь правой залезть под свою кофту, со стороны спины, и найти острые кусочки льда.
С попытки номер пять, когда терпение Ледяного Духа окончательно кончилось, и он решил воткнуть посох в сугроб, а сам снял толстовку и вытряхнул её хорошенько, от злополучных льдинок удалось избавиться.
Теперь предстояло навестить всего с десяток домиков, где были детки, и немного украсить радостными и весёлыми узорами их окна, стирая острый оскал мороза на стеклах, и слишком жгучий иней на подоконниках.
«Детвора однозначно уже должна укладываться спать» — подумал сероглазый Дух Зимы, ускоряя свой полет.
Фрост по своей природе, как Дух, был лишен всех ненужных ощущений и физиологических потребностей человека. И это было на руку, когда дело касалось дальних перелетов без сна. Вообще, Духу не положено спать или чувствовать себя спящим, кроме, конечно же Песочника, но порой Джек специально устраивался на какой-нибудь из вершин Эвереста или Тибета, укрывал себя плотным слоем снега и придавался забвению, похожему лишь отголосками на человеческий сон. По правде, он лишь старался изобразить сон, откидывая все мысли и ровно так же, как и люди, закрывая глаза. Но сны, как взрослым и детям, Джеку не снились. Он мог лишь представлять под закрытыми веками, разнообразные образы леденистых видов озер и рек. Переливающиеся под преломлением сосулек, лучи солнца, видеть события дня или даже целой недели, яркими обрывками мелькающие на темном пологе сознания.
Сны не снились, только присутствовали мечты, планы, иллюзии и грезы, но ему нравилось изображать сон, нравилось оставаться наедине с этими образами и предаваться красочному представлению.
То ли от воспоминаний о сне, то ли потому, что длинный перелет несколько утомил озорного Духа, Джек лениво зевнул, облетая двухэтажный деревянный домик, где на втором этаже готовились ко сну двойняшки.
Примостившись на шатком, как ему показалось, и промозглом подоконнике, Джек с улыбкой начал наблюдать за нешуточной битвой, развернувшейся между братом и сестрой, которые в ходе локального сражения не могли поделить огромного плюшевого крокодила, постоянно перетягивая оную игрушку ядовито-зеленого цвета, на себя.
— Нет, я! — шутливо взвизгнула милая девчушка.
— Нет, я! — хмурился рыжеволосый мальчик лет пяти-шести, не желая уступать своей сестрёнке.
— Отдай, Олан! Дядя Верон мне алигаторьёнка привез! — упрямо показывая язык брату, точно такому же рыжеволосому, как и она сама, девочка изо всех сил тянула ядовито-зеленое плюшевое животное на себя.
— Не алигаторьёнка, а крокодилёнка! Видишь-видишь… — мальчишка, не желая отпускать хвост безвидовой, на данный момент, рептилии, тыкал пальчиком на морду мягкой игрушки, — У него пасть не длинная и широкая, значит крокодилёнок! У али… тьфу! У алигаторьёнков твоих другая мордочка, мне дядя Верон подсказал! И вообще, он нам двоим привез его!
— Не хочу делиться! — капризно захныкала девочка, которая упорно сжимала неповинную голову игрушки и крепко прижимала к груди.
— Ты спала с ним прошлую ночь, теперь моя очередь!
Джек тихо рассмеялся, прищурившись от нисходящей улыбки и наблюдая за забавными препираниями малышни. И пока они не заметили, стоило сменить морозный узор, добавляя больше легкости и веселья. Джек медленно выводил пальцем завитки и превращал колкий узор в милую картинку, где проявлялись сразу два милых крокодильчика, которые весело играли друг с другом, а их хвосты удлинялись и превращались в более сложный и изящный мороз на стекле.
Вскоре Фрост мог умиленно любоваться, как мать, зашедшая проверить неугомонных двойняшек, уже укладывала их по кроватям и поправляла одеяло, весело объясняя дочке о том, что нужно делиться, и вообще крокодильчик никуда не убежит, и любит их с братом одинаково, а когда она уснет — переползет к ней.
Джек лишь добро усмехнулся, и дорисовав последний узор на втором стекле рамы, спрыгнул с окна, а порыв быстрого ветра его тут же подхватил, унося к следующему дому.
«Осталось совсем чуть-чуть, и можно отправиться на Тянь-Шань.» — в голове в тот же момент пронеслись виды заснеженных шапок горных вершин и ни с чем не сравнимая тишина и уединенность, наполненная необыкновенным духовным спокойствием.
С удовольствием прикрыв глаза, Дух Зимы позволил нести себя ветру, который стремительно ворвался на узкую улочку, освещенную желтым светом от старых, рассохшихся столбов и опустил Духа на балкончик второго этажа, не отличающегося от прежних домов. Это был последний дом. В детской комнате, заваленной разнообразными игрушками, машинками, с новеньким компьютером и приставкой, на полу, среди уменьшенной копии авторалли, сидел мальчик, лет одиннадцати. Темноволосый ребенок с хмурным видом изучал красную машину, и весь его вид говорил о незаинтересованности хотя бы в одной вещи, что окружала его.