— Мы опоздаем, если они не поторопятся, — заметила Гермиона и между прочим взглянула на часы.
— Гарри решил, что им нужно расстаться, — Рон выпалил это так быстро, словно долго терпел и наконец облегчил душу. Лицо Гермионы оставалось бесстрастным несколько секунд, а потом она плавно приподняла брови и вопросительно уставилась на Рона.
— Они целовались… Вчера.
— Да, — Рон поджал дрожащие губы и уронил голову на руки. — Я боюсь за Джинни.
Гермиона молча перевела взгляд на список, но уже не видела текста. В грудную клетку словно поместили булыжник, и она опустила плечи, тяготясь новым знанием.
— Ничего не слышно, — сказал Рон спустя несколько минут, чувствуя, что не может переносить это молча.
— Наверное, Гарри наложил заклинание, — предположила Гермиона, и он неопределённо мотнул головой. — Когда он сказал тебе об этом?
— Вчера ночью после того, как все легли спать. Мы повздорили, но… Это ведь моя сестра, Гермиона!
— Я тебя не осуждаю, — мягко ответила она и встала. Её руки ласково прошлись по напряжённым плечам Рона, осторожно взлохматили волосы и остановились на щеках. — Но она уже не так мала и беззащитна, как ты думаешь.
— Да, конечно, ты права, — поспешно согласился он, накрывая её руку своей горячей влажной ладонью. — Ты права.
Повернулась ручка двери, и на пороге появилась бледная, как покойник, Джинни. Её глаза были всё ещё красными от слёз, но она излучала смертельное спокойствие, когда, пройдя мимо груды вещей, взяла свой чемодан и проследовала к выходу. Спустя несколько секунд в комнате появился Гарри. Он бросил на друзей отсутствующий взгляд и сказал, всё ещё смотря в пустоту:
— Я не поеду на вокзал. Не обижайся, Гермиона, — наконец он выдавил виноватую улыбку.
— Ерунда. Незачем устраивать журналистам шоу.
Они долго обнимались на пороге, и Гермиона чувствовала, как всё в ней наполняется такой глубокой тоской, словно она прощается с Гарри навсегда.
— Нам пора, — тихо сказал Рон, и они бесшумно покинули дом.
На вокзале они, скрывшись от вспышек колдоаппаратов в пустом вагоне, обменялись короткими поцелуями. Рон ещё долго не хотел уходить, заглядывая ей в глаза и словно пытаясь что-то сказать, но, кажется, совсем не находил слов и только снова и снова целовал её губы, щёки и лоб.
Раздался первый гудок, и пёстрая толпа на вокзале зашумела сильнее, подражая завыванию северного ветра.
Щёлкнула вспышка, и Драко почувствовал, как костлявые пальцы отца жёстко впиваются в плечо.
— Улыбайся, — процедил Люциус. — Ты похож на мертвеца.
Драко напряг мышцы лица, и вспышки нескольких колдоаппаратов мгновенно увековечили долговязые фигуры отца и сына на фоне вокзального столпотворения. Руки Драко уже заледенели, и он не мог без боли согнуть пальцы. Его тошнило от дурного предчувствия, в глазах рябило от вспышек колдокамер и бледных незнакомых лиц, а голова начинала раскалываться от нарастающего вокруг гула голосов.
— Спасибо, господа, — мистер Малфой пожал руки нескольким журналистам и кивнул на прощание головой. Драко смотрел сквозь воздух и молчал, пока в его голове, вытесняя безрадостные мысли и смешение шумов, не закопошилось нечто инородное. Ощутив, как жар паники подступает к вискам, а ладони мгновенно становятся влажными, он напряг все силы и резко вытолкнул постороннего из своего сознания. Сердце бешено заколотилось внутри груди, заставляя пульсировать всё тело. Показалось, со всех сторон к нему стянулись ненависть и боль, и воздух вокруг почернел и стал таким густым, что вдохнуть было почти невозможно. Малфой резко оглянулся по сторонам, хищно вглядываясь в ничего не значащие лица. Его взгляд схлестнулся с любопытным блеском глаз ребёнка, стоящего поодаль, и тут же заострился, превращаясь в жало. Влажные ледяные пальцы, разгибаясь с колючей болью, нащупали в кармане палочку и с готовностью стиснули её. Ребёнок заплакал.
— Браво, Драко, — Люциус болезненно скривился. — Твои навыки окклюменции в порядке.
Малфой медленно повернул голову к отцу, холодея и немея. Люциус смотрел на него с мрачным удовлетворением, и Драко вдруг подумал, что ему хочется лишить отца этих холодных глаз.
— Ты очень громко думаешь. Всегда будь осторожен.
— Война закончилась, — едва справляясь с собственным языком, сказал он.
— Не для тебя.
Драко хотелось закричать, надрывая связки, схватиться за голову или удариться со всей силы о железный корпус вагона, но он только медленно сглотнул и произнёс:
— Мне пора.
Уже прозвучал второй гудок, и на перроне остались только провожающие, лихорадочно приподнимающиеся на цыпочках в надежде разглядеть своих чад в блестящих стёклах вагона. Драко старался не смотреть по сторонам, продираясь через толпу, но чувствовал, как чужие взгляды ударяются о него с ненавистью и презрением. Он ступил в первый попавшийся вагон и тут же остановился.
— Малфой, — гневным плевком.
Драко молча перевёл взгляд за плечо Уизли, неожиданно спокойно посмотрел в расширившиеся глаза Грейнджер и вдруг осознал, что именно в этом состояла кульминация его существования в последние несколько дней.
Гермиона стояла, прижав к груди руку, и ужас, проползший по её позвоночнику, вдруг отяжелил конечности. Рон ещё был здесь, в двух шагах от неё, но она уже чувствовала его отсутствие и свою беспомощность перед этим долговязым кошмаром, выросшим из студёного январского воздуха. Мгновенная досада на себя и свою беспечность почти заставила её сделать шаг и зашептать, закричать что-то вслед Рону, но раздался третий гудок, и тот, с тревогой обернувшись, выбежал из вагона.
Двери захлопнулись, оставляя её один на один в вакууме с тенью из кошмаров, и Гермиона шагнула назад, словно это могло исправить ситуацию. Драко Малфой не шевелился.
— Убирайся, — прошипела она, делая два шага вперёд. — Убирайся!
— Вагон двинется с минуты на минуту, — тихо ответил он, склонив голову.
— Убирайся, — гнев толкнул её вперёд, и уже через несколько шагов Гермиона оказалась совсем близко. — Ты поклялся, что больше не появишься в Хогвартсе.
— Я солгал.
Гермиона скривилась.
— Я доложу о тебе.
— Разве я сделал что-то противозаконное?
— Противоестественное, Малфой. В твоей комнате есть уйма доказательств.
— Я не настолько глуп, чтобы хранить их, — он иронически хмыкнул и прошёл мимо неё, слегка повернувшись боком. Через мгновение нечто острое вонзилось в тонкую кожу под его подбородком, и Малфой спокойно развернулся к Гермионе всем корпусом, чтобы ей было удобнее угрожать ему палочкой. — Я уже говорил тебе: не доставай палочку, если не собираешься ничего предпринимать.
— Замолчи, — процедила она, теряя самообладание. Бледное лицо Джинни, смертельно усталые глаза Гарри и дрожащий и тёплый изгиб губ Рона до сих пор растили в ней чувство потерянности, безысходности, отчаяния, и теперь она чувствовала, как приходит в яростное исступление. Её жгло от страха перед будущим и прошлым, когда она, едва осознавая, что делает, крепко сжала палочку и выпустила из себя разряд отрицательной магии.
Драко стиснул зубы, и низкий стон задрожал в его глотке, когда он с грохотом прислонился к стеклу вагона. От горла к груди и всем конечностям пронеслись жалящие змеи магической энергии, и на секунду в глазах потемнело, и всё смешалось в один непроницаемый гул боли. Держась за сознание, Малфой схватил тонкий локоть и сильно сжал, отклоняя палочку влево.
Вагон медленно тронулся с места, и свежий воздух, влетевший в приоткрытое окно, обрушился на них, словно струи холодной воды. Гермиона дрожала, широко раскрыв глаза и даже не замечая, что его пальцы всё ещё стискивают её руку.
— Ты могла меня убить, — хрипло пробормотал он, глубоко вдыхая, и, притянув её за локоть ближе, прошептал, чуть склонив голову: