Слизнорт растерянно посмотрел на тайпана.
— У всего есть своя цена, и у доверия — в том числе, — наконец ответил он, неловко пожевав губу.
— Даже у моего отца нет столько денег.
— Вы же понимаете — дело совсем не в них, и… О, мистер Малфой! Достаточно!
Драко делал третий надрез, когда змея медленно закрыла глаза. Слизнорт осторожно отлевитировал её обратно в террариум и заботливо погладил стеклянную крышку.
— Удивительное существо! — сказал он, не оборачиваясь. — Само по себе безобидно, но шесть капель его крови способны замертво свалить венгерскую хвосторогу, — профессор упрямо избегал смотреть на Малфоя. — И вот что ещё, Драко: выход есть всегда.
— Конечно.
Удовлетворённо кивнув, Слизнорт повернулся и сложил ладони вместе:
— Итак, сколько флаконов нам удалось набрать?
Драко поправил мантию и поднял подбородок.
— Три, профессор.
Четвёртый лежал в его нагрудном кармане.
12
— Мистер Малфой.
Внутренне Драко съёжился от отвращения. Собственная фамилия казалась ему грязным ругательством, когда вымученно протискивалась сквозь плотно сомкнутые губы Минервы Макгонагалл. Она сидела с выпрямленной спиной на том месте, где когда-то сидел Дамблдор, но при всём старании не могла казаться собранной и спокойной. Драко видел, как на короткие секунды её взгляд останавливается в замешательстве на чужом столе и стенах чужого кабинета, словно она не вполне понимала, где находится. Минерва постарела ещё больше, морщины собрались вокруг глаз, углубились и поползли вниз, делая взгляд смертельно усталым. Малфой смотрел на её серое лицо и думал о том, как отвратительно так долго жить и стареть, стареть и стареть всё больше с каждой новой болью.
— Мне нужна помощь, — он решил, что будет чувствовать унижение потом, но только не сейчас.
Минерва вопросительно приподняла брови, и кожа её лица натянулась, разглаживая морщины. Она видела, что ему трудно говорить, но была слишком стара и немощна для того, чтобы находить в себе силы к милосердному участию.
— Продолжайте, — она положила костлявые руки на стол.
— Я бы хотел поговорить с целителем, — он сказал это холодно и чётко, потому что долго повторял про себя, медленно взбираясь по сколотым ступеням башни. — С моей головой что-то не так.
— О, — она переложила перо с одного места на другое. — Конечно, я помогу.
Драко прищурился.
— Но мне придётся сообщить вашему отцу, а также отправить в Министерство…
— Нет.
Минерва не дрогнула, и только её подбородок удивлённо опустился ниже. Она знала, что укоризну лучше показывать во взгляде исподлобья.
— Я хотел сказать, — вкрадчиво продолжил он, — что никто не должен знать об этом. Я подумал, вы сможете мне помочь.
Когда она задумчиво закрыла глаза, Драко подумал, что Слизнорт не был неправ и шанс оставался. Но протекли пять секунд надежды, и Макгонагалл, стиснув челюсти, подняла голову.
— Я сожалею, мистер Малфой, но это всё, что я могу сделать, — её взгляд пронизывал его плоть насквозь, и Драко снова почувствовал себя призраком. Тишина цеплялась за бегущие секунды, и, когда их череда растянулась в целую минуту, Малфой разжал пальцы и почувствовал боль в костяшках. Обведя взглядом кабинет, он обратил внимание на вазочку с леденцами, которыми обычно угощал посетителей Дамблдор. Словно древний памятник давно ушедших времён, в небольшом количестве они ютились на самом дне — растаявшие, слипшиеся и потускневшие.
— Он всегда был прав, — поднявшись, Драко осторожно достал из вазочки липкую конфету. — И в том, что не боялся меня, тоже.
— Именно поэтому его здесь нет, — холодно срикошетила Минерва, с необъяснимым ужасом наблюдая за тем, как леденец исчезает в черноте за его зубами.
— Поэтому ли? — Драко сощурился, ощутив на языке вкус смородины.
Минерва молчала, наблюдая за тем, как его скулы подрагивают из-за движений языка. В кабинете было слишком темно, чтобы выносить его присутствие ещё хотя бы минуту.
— Не опоздайте на ужин.
Драко медленно улыбнулся, чувствуя, как остаток леденца тает кислотой на языке.
— Разумеется, профессор.
Дверь закрылась.
13
Вскоре после рождественских каникул Гарри исчез. Никому ничего не сказав, поздней ночью он просто вышел из Норы и не вернулся, оставив короткое письмо, в котором просил не волноваться и не искать его. Единственной, кому он сообщил о том, как с ним можно связаться, была Гермиона. «На крайний случай», как он написал в коротком самоуничтожающемся письме. Гарри знал, что подруга не станет заваливать его бессмысленными тревожными сообщениями и докучать с просьбами о возвращении. Он дал знать, что хочет побыть один, и почти все смирились с его желанием. Почти.
— Мне нужен совет, Джинни, — осторожно выдохнула Гермиона в прохладный сумрачный воздух. В комнате было темно и тихо. — У меня никого здесь не осталось.
— Ты такая не одна.
Гермиона вздрогнула, повернув голову в том направлении, где под пологом уже несколько часов лежала Джинни. Изо дня в день после приезда всё повторялось: Уизли посещала завтрак, уроки, а потом приходила в комнату и, не раздеваясь, ложилась на кровать. Зачастую она пропускала обед и всегда — ужин. Гермиона пыталась поговорить всего несколько раз, но сталкивалась с угрюмым молчанием. Когда в окно стучал филин, Джиневра подрывалась с кровати и, не обуваясь, бежала к окну. Но это всегда были письма от Рона или Молли, и она отправлялась обратно с таким выражением лица, словно переживала всю боль заново, и так раз за разом. Спустя несколько дней Гермиона поняла: большее, что она способна сделать для Джинни, — это принести ей ужин и поставить в изножье кровати.
— Я знаю, что тебе больно, — она прикусила губу, теребя край юбки.
В ответ из темноты донеслось мрачное хмыканье.
— Но мне правда нужен совет друга. Поможешь?
Джинни молчала, и это, очевидно, было согласием.
— Драко Малфой не в себе, — наконец произнесла она и тут же испугалась своих слов. — У него есть странные мысли… насчёт меня. Но он…
— Ты собираешься завести с ним интрижку? — глухо поинтересовалась Джинни, и матрас под ней заскрипел.
— Нет, нет! — Гермиона недовольно поморщилась. — Дослушай, пожалуйста!
Уизли тихо приподнялась на кровати, и на фоне голой стены Гермионе стал виден её тощий силуэт.
— Слизнорт решил выставить итоговый балл по результатам парной работы. Ты знаешь, — Гермиона запнулась, чувствуя, как горечь от повторного осознания врезается в её горло комом, — никто кроме Драко Малфоя не знает зельеварение на «превосходно».
— Оценка? — всего одно слово, прозвучавшее с презрением, заставило Гермиону замереть с открытым ртом.
— Это важно для меня, — она попыталась сказать это ровным голосом, но всё равно почувствовала, как последнее слово задрожало на губах. Гермиона не могла видеть лица Джинни, но была уверена, что та какое-то время смотрела в её сторону.
— Всё в руинах, а ты думаешь о том, как бы получить высший балл? — неприкрытая издёвка в голосе Джинни больно хлестнула по внутренности груди.
— Я хочу поступить в Пражскую академию волшебства, — пояснила Гермиона, не вполне понимая, зачем вообще продолжает разговор. Джинни словно не услышала. Она спустила ноги с кровати, опёршись руками по бокам от себя, и сидела низко сгорбившись около минуты.
— Гермиона, почему ты никогда не плачешь?
Она опешила, открыла было рот, но не нашла, что сказать.
— Все переносят горе по-разному, — Гермиона не хотела, чтобы это прозвучало грубо, но интонация надломилась и искривилась.
— Да, но переносят. Все, кроме тебя.
— Ты говоришь странные вещи, Джинни. Я пойду, — она вскочила на ноги, ощущая в груди извивающееся чувство тревоги. Толкаясь меж рёбер, оно скользило вместе с кровью во все конечности.