Гермиона не поворачивалась, почти прижимаясь лбом к дереву. Она сжала во влажных ладонях ткань юбки, но тут же отдёрнула их, зная, что он наблюдает. Присутствие его тени в комнате почти ощущалось физически. Ледяной воздух, которым он дышал, сдавливал Гермиону со всех сторон.
— Открой, — смогла протиснуть сквозь зубы.
— В некоторые двери нельзя выйти, однажды переступив порог, — спустя несколько секунд ответила темнота позади неё. Гермиона резко повернулась.
Он был тут, хотя ей казалось, что это лишь призрак, заблудший в старую комнату. Закинув ногу на ногу и положив на колено сложенные руки, Малфой выглядел расслабленным. Наклонив голову чуть вправо, он словно прислушивался к темноте.
— Что это за мерзость? — она протянула дрожащую руку в сторону омута и указала на него пальцем. — Это не может быть твоим воспоминанием.
— Ты права. Не может, — ровным голосом ответил он, напряжённо сжимая пальцами стёртые подлокотники. Его тело было полно льда ужаса и отвращения — к себе и Грейнджер за то, что она увидела.
— Тогда… как? — Гермиона растерянно посмотрела на омут, и на секунду недоумение в её голове усмирило страх.
— Меня обучили множеству интересных вещей, — в темноте сверкнули зубы, обнажённые в улыбке. — Полагаю, ты подозреваешь кто и когда.
— Хватит, — голос сорвался на сиплое шипение. Гермиона смотрела прямо, не имея силы столкнуться с ним взглядом. Она умоляла себя назвать его имя, потому что так — она знала точно — страх, пронзивший сознание, отступит. — Малфой, что это такое? — и внезапно всё стало настолько реально, что она содрогнулась от волны тошнотворного ужаса, потом выступившего на её лбу. Бесплотное до этого лицо Малфоя обрело ослепляющую белизну; оно излучало фосфорное сияние, похожее на то, что застывает на лицах мертвецов. Но Драко Малфой не был мёртв. Его застывшая улыбка накренилась и исчезла, фигура внезапно выросла, и уже через секунду Гермиона увидела его всего — теперь, казалось, слишком огромного, слишком внушительного для того, чтобы не бояться. Всё в нём — от кончиков блёклых волос до широких запястий — казалось сотканными из предчувствия беды.
— Не подходи, — Гермиона заметила, как он скользнул по ней оскорблённым взглядом. — Ты меня пугаешь.
— Брось, Грейнджер, — он всего лишь покачнулся в её сторону, но лопатки Гермионы до боли врезались в поверхность двери.
— Ответь на вопрос!
Драко резко шагнул вперёд. Гермиона не поняла, сумела ли сдержать испуганный вздох, но в затылке тут же почувствовалась боль от столкновения с косяком. Драко остановился, сжал зубы, и резкие тени заострили линии его челюсти. Он смотрел на неё, прилипшую к двери. Она тяжело дышала, и грудь вздымалась так высоко, что, казалось, храброе сердце вот-вот переломает кости и разорвёт плоть.
— Я отвечу, — он поднял ладонь и попытался исказить лицо выражением примирения, но Гермиона увидела лишь зловещую гримасу. — Обещай, что никому не расскажешь. А взамен, — он сосредоточенно нахмурился, приготовившись выцеживать слова сквозь зубы, — клянусь, Грейнджер: я исчезну из Хогвартса ещё до Рождества.
Мрачная тварь внутри него скрежетнула зубами от досады, но Малфой до боли прикусил щеку, отгоняя прочь заражённые мысли. Гермиона столкнулась с его вопросительным взглядом и кивнула. Она чувствовала, что слаба, как младенец, и что всё её существо — такое крошечное, такое жалкое по сравнению с этим высоким тощим призраком, слабо и ничтожно. Она постаралась выпрямиться, но заставить себя посмотреть в его угольные зрачки не хватило смелости.
— Что именно ты хочешь знать? — почти не размыкая губ.
— Как ты… — она сглотнула, чувствуя, как сила её голоса истончается. — Что это вообще… такое?
— Сны и мысли, выдержанные до состояния воспоминаний. При усиленной концентрации можно извлечь из головы что угодно, — глаза выражали такую скуку, словно он отвечал зазубренный конспект.
— Они, — Гермиона судорожно кивнула на склянки, — только обо мне?
— Да.
— Почему?
— Я не имею ни малейшего понятия, — выцедил с такой отчаянной ненавистью, как будто это Гермиона была виновна в том, что собственное отражение с некоторых пор дразнило его больным оскалом. — И не могу их контролировать.
— Лжёшь! — с чувством выпалила она, и Драко рвано рассмеялся. О, он столько раз пытался убедить себя во лжи, что наивное предположение Грейнджер вызвало истерический приступ веселья. Наконец он, глубоко вдохнув, замолчал. Тишина ползала по стенам и раскачивалась в воздухе между двумя застывшими фигурами десяток секунд.
— Господи, Малфой, ты болен… — она чувствовала, как от ужаса её тело холодеет, а ледяной воздух комнаты проникает сквозь кожу прямым потоком.
Драко увидел в её глазах — она не боялась, но в тёмных зрачках густела смесь из жалости и отвращения. Он отшатнулся и болезненно скривился. Его нутро ныло: клубящиеся внутри змеи ненависти прогрызали дыру где-то в районе солнечного сплетения, а невыносимая тоска, которой был заражён воздух, вдруг сгустилась, бросилась ему в лицо и глаза защипало от горечи.
— Да, — он отвернулся.
— Ты обращался к целителям? — осторожно прошептала она, находя пальцами ручку двери и безотчётно пытаясь повернуть её.
— Нельзя.
— Почему?
— Почему? — резкость, проскользнувшая в его голосе, заставила Гермиону вздрогнуть. Малфой с иронией покосился на её пальцы, стиснувшие дверную ручку. — Я преступник, Грейнджер. Как ты думаешь, что произойдёт, если вдруг выяснится, что я вижу такое?
— Но ты должен…
— Меня сочтут сумасшедшим и опасным, а потом отправят в Азкабан.
— Но тебе нужна помощь…
— Так помоги мне, — прошептал, низко опустив подбородок, и, не дожидаясь, пока ужас признания собственного сумасшествия проникнет в сознание, рухнул на колени.
— Что ты… Поднимись! — она неосознанно сделала шаг вперёд, но тут же отшатнулась обратно. Её голос должен был звучать строго, но производил жалкое впечатление. Драко каменел от отчаяния. — Чего ты хочешь от меня? — умоляюще зашептала Гермиона. — Чего ты хочешь?
— Помоги, — продралось сквозь сомкнутые губы. Драко чувствовал, что в нём борются унижение, ненависть и боль, но всё стало по-другому, когда в пыльной комнате кроме кривляющегося отражения появилась она. Гермиона смотрела на него с нескрываемым отвращением и совсем немного — страхом, но этот взгляд что-то вскрывал в его грудной клетке, и боль, до этого клубком сворачивающаяся внутри черепной коробки, выскользнула из тела прочь и расползлась по комнате. Никогда прежде Драко не соображал так чётко и ясно, свободный от мучительных размышлений и бесконечных обвинений.
— Как? — сглотнув, прошептала Гермиона. — Как я могу тебе помочь?
— Причини мне боль.
— Что?
— Ударь, швырни заклятьем, заставь мучиться… Что угодно! Что угодно… — его голос смешался с горечью, и Драко поднял голову. В её взгляде — ему показалось — на один короткий миг блеснуло понимание, и он резко поднялся. Драко тянуло к ней — необъяснимо и неконтролируемо.
— Малфой, открой дверь, — бессмысленно повторила она и, отчаявшись, снова зашептала: — Давай поговорим.
— Дерись, сражайся, чёрт бы тебя побрал! — прошипел Малфой, рывком поднявшись с колен, и его стремительно приблизившееся горячее дыхание вместе со страхом вызвало прилив отвращения. Гермиона толкнула его в грудь — сначала слабо, потом сильнее, и, наконец, прицельный удар в солнечное сплетение вырвал из его гортани хриплый выдох. Драко шагнул назад, прижав ладонь к груди.
— Немедленно отдай мне палочку! — закричала Гермиона, чувствуя, как глаза ломит от слёз.
— Прости, — он казался обескураженным собственным поступком, но в голове было так легко и так хорошо, словно он снова стал нормальным. — Прости, Грейнджер, я не хотел тебя напугать, — и, дрожащей от волнения рукой найдя в кармане палочку, протянул ей.