— Поспеши, — низко сказал он и быстро отвернулся.
Гермиона справилась с ошеломлением через несколько секунд и тут же осмотрелась вокруг. Её охватило возмущение, когда она поняла, что никто ничего не заметил. Гарри и Рон тихо перешёптывались через ряд, не обращая внимания на подругу, и она почувствовала себя очень одиноко. Винить их было не в чем — Гермиона сама решила по-партизански молчать, но странная, иррациональная обида всё же больно хлестнула её. Рассеянно посмотрев в свой котелок, она вылила кровь и помешала зелье два раза по часовой стрелке и три — против.
— Замечательно! Мисс Грейнджер снова первая! — воскликнул профессор и хлопнул в ладони. — И, хотя я не сомневаюсь в безупречности её зелья, мы подождём, пока закончат все остальные.
Конечно же, Гермиона победила, но двадцать заработанных очков не принесли ей ни радости, ни удовлетворения. Когда занятие подошло к концу, она отстранённо пожелала уходящим Гарри и Рону удачи на факультативах и принялась собирать вещи. Класс пустел, и Слизнорт, ещё раз поздравив её с триумфом, удалился к себе в кабинет. В помещении остались двое. Драко Малфой, подобно жуткой гипсовой статуе, сидел в конце класса и пристально наблюдал за поникшей фигурой Грейнджер.
Она вздрогнула, обернувшись к выходу, но задержала взгляд на Драко чуть дольше, чем обычно. Класс был наполнен солнечными лучами, и они меркли только в самом углу, там, где вместе со скопищем теней сидел Малфой. Медленно переведя дыхание и прижав записи к груди, Гермиона не спеша пошла вдоль столов и, немного поколебавшись, остановилась у последнего.
— Не стоило, — хрипло выдохнула она, не смея повернуть головы. — Но спасибо.
— Ты никому не сказала, — не услышав слов благодарности, тихо произнёс он.
— Ты обещал покинуть Хогвартс до Рождества.
Малфой замолчал. Он написал отцу длинное письмо, полное унизительной мольбы, и получил очень короткий, но очень понятный ответ.
— Ты сдержишь своё обещание? — дрожащим голосом переспросила она, когда тишина сгустила воздух. Малфой чувствовал, что у него нет другого выхода, кроме как делать то, что у него всегда получалось лучше всего.
— Да.
Он лгал.
6
Главная анфилада Малфой-менора напоминала длинный тоннель в угольной шахте. Драко чувствовал могильную влажность, исходящую от тёмных каменных стен. Пахло старьём и запустением. Шаги раздавались гулким рокотом и ускользали в углы широких зал, освещённых через одну. Каждый раз, попадая в комнату, окна которой были завешаны тёмными полотнами, Драко неосознанно ускорял шаг: ему казалось, что под старинными диванами, в жерлах каминов, за комодами и под тяжёлыми коврами скопились пристально наблюдающие за ним скалящиеся тени.
Малфой ворвался в следующую высокую арку и вдруг остановился, взглянув на убогое убранство очередного зала. Внезапно внутренности защекотало, и к горлу подступила тошнота. Драко дотронулся до своего лба, мгновенно покрывшегося испариной, и, словно пытаясь отыскать невидимого врага, притаившегося где-то поблизости, вознёс глаза вверх. Над закопчённым, давно не вычищавшимся камином висел огромный портрет первого из Малфоев. В чёрной бархатной мантии и с тростью, на которой лежали костлявые пальцы, облачённые в тяжёлые перстни, Арманд выглядел устрашающе и великолепно. Такой же безупречный, такой же бесцветно-белоснежный, как и любой Малфой, он мрачно взирал на потомка, и его заострённое лицо было строго, как у мертвеца. У Драко перехватило дыхание, он по наитию выпрямился и расправил плечи, чтобы уподобиться образцу чистокровности. Но портрет был недвижим, как и каждая пылинка вокруг, и только ветер, запутавшийся в дымоходе, стонал из грязной каминной пасти.
Малфой сделал шаг так же резко, как и замер, и уже не останавливался вплоть до высоких резных дверей, ведущих в главную столовую. Входя, он почувствовал, как чуть более тёплый воздух обдаёт лицо. В огромной не по назначению зале затопили камин, но огонь в нём был каким-то жалким, вялым и тусклым.
— Отец, — глухое приветствие эхом взвилось к потолку.
Люциус Малфой поднял голову, и его глубоко запавшие светлые глаза нетерпеливо врезались в прямую фигуру сына.
— Драко, — кивнул он, едва разомкнув тонкие обескровленные губы. Гладко выбритое лицо было бело, как первый снег, и только серые болезненные тени очерчивали контуры скул, носа и подбородка. Драко коротко взглянул на отца и заметил, что тот поседел ещё сильнее. Отодвинув стул, он опустился на него и сложил руки на жёсткие изогнутые подлокотники. На столе возникла серебряная посуда, и обоняния достигли едва уловимые запахи тушёного мяса и вина. Люциус взял в руки приборы и застыл на несколько мгновений, когда его взгляд упал на пустующее место справа. Какое-то время он смотрел в пространство стеклянными глазами, но призрак, которого он видел по ночам под своим тяжёлым пологом, сегодня был безмолвен.
Некоторое время они ели молча. Драко клал в рот кусочки еды и сжимал зубы, чтобы не выплюнуть её. У него складывалось впечатление, что они ужинали на кладбище: казалось, бесплотные обозлённые духи таращились изо всех тёмных углов. Но Люциус ничего не замечал и спокойно пережёвывал пищу. Он жил здесь достаточно долго для того, чтобы не обращать внимания на скопившийся вокруг мёртвый воздух.
— Каков твой средний балл за промежуточные экзамены? — наконец спросил Люциус, отложив вилку в сторону.
— Восемь с половиной, — отчеканил Драко, ещё в поезде приготовивший ответы на возможные вопросы.
— Но не десять, — сощурился Люциус и, не отрывая острого взгляда от лица сына, поднял бокал и сделал глоток вина. Драко промолчал. — Финальные экзамены должны быть безупречны.
— Я понял, отец.
— Превосходно, — Люциус растянул губы в насильственной улыбке и продолжил трапезу.
Они сидели в абсолютной тишине около пятнадцати минут. Ровно столько времени потребовалось Драко, чтобы собраться с мыслями.
— Мне нужна помощь, — глухо начал он, крепче сжимая нож и не смея поднять глаз. Он представлял, как настороженный взгляд отца скользит к нему поверх поднятого бокала с вином. — Колдомедики или что-то в этом роде.
— Ты болен? — немного погодя спросил Люциус.
— Не физически, — процедил Драко, сам злясь на то, что говорит. Отец молчал несколько долгих минут, обдумывая сказанное, и это показалось Драко пыткой наподобие этого ужина.
— Посмотри на меня, Драко, — повелительным тоном произнёс Люциус. Драко медленно поднял голову, нахмурив брови. — Выпей, — на столе перед ним появился хрустальный стакан с золотистой жидкостью. Недоверчиво и тяжело взглянув на него, Драко всё же опрокинул содержимое в себя. По горлу пронеслось горькое жжение, лёгкие на секунду сковало, и Малфой сделал над собой усилие, чтобы не закашляться. — Вот так, — одобрительно хмыкнул Люциус. — Это единственное лекарство, которое ты можешь себе позволить.
— Я схожу с ума, — возразил Драко бесцветным голосом. Алкоголь отдавал теплом в гортани, и на щеках вспыхнул странный жар.
— К этому привыкаешь, — парировал Люциус. — И запомни: если ты не способен быть безупречным — научись притворяться. Справишься?
Драко с гневом посмотрел на отца, но увидел лишь непроницаемую восковую куклу, ожидающую вполне определённого ответа. Тени за его плечами сгустились, и теперь даже свет от камина не мог рассеять их толпы. В полумраке блестели лишь бесцветные волосы и остекленевшие глаза.
— Сделаю всё возможное, — процедил сквозь зубы и уронил нож на стол. Визг металла пронёсся под потолком унылым колокольным звоном.
— Я так и думал, — черты лица Люциуса, слепленные чьей-то безучастной рукой, резко ожили. На стол рядом с брошенным ножом грузно упало что-то тяжёлое. Драко опустил взгляд и увидел мешочек из плотной материи с вышитой на нём эмблемой Гринготтса. Ужин был окончен. Поняв это, Малфой не спеша поднялся из-за стола. Подцепив мешочек пальцами, он ощутил его вес и мрачно усмехнулся.