— Я знаю, потому и пришла. Ну и что? Какой диагноз?
— Подозреваем кататонию. А у вас есть какие-то новости? Что-то удалось узнать?
— Личность не установлена. Я поискала через административные учреждения — почту, мэрию, налоговую. Судя по всему, он не из Ильеса да и вообще не из этих мест. Никто не видел, как он очутился на автобусной остановке. Просто загадка… Что будем делать? Свяжемся со службой криминалистического учета на предмет отпечатков пальцев?
Люк соглашается:
— Я этим займусь… Вы все сделали правильно.
Жюли благодарна за похвалу.
— Ну, я просто стараюсь работать как следует. А иногда немного выходить за рамки.
— Это правильно — выходить за рамки.
Люк выкидывает пустой пластиковый стаканчик и кладет руки в карманы халата.
— Завтра проведем тест с ривотрилом — этот препарат может временно снимать кататонические состояния. В норме он должен обрести способность говорить, мы сможем задавать ему вопросы. Разумеется, в том случае, если нам не помешает психическое заболевание, которое за всем этим скрывается. Либо мы имеем дело с расстройством психики, которое сравнимо с сильной простудой и быстро лечится, либо… мы упремся в стену.
Жюли тоже выбрасывает пластиковый стаканчик. Люк не может не наблюдать за ней. Он изучает каждый изгиб, каждую деталь ее фигуры. Повернувшись, она замечает его взгляд. В смущении начинает рыться в своей матерчатой сумке, нервно вынимает оттуда лимонную жевательную резинку и предлагает ее Люку. Тот отказывается.
— С нашей работой не так-то легко бросить курить, — доверительно говорит она, явно желая разрядить обстановку. — Мне кажется, что здесь, во Фрейра, курят все. Больные, интерны и, главное, психиатры.
— Мы все от чего-то зависимы. Зависимость — это, в каком-то роде, способ избавиться от своих призраков.
Они идут к приемному покою. Люк берет у секретарши бланк госпитализации и вынимает из нагрудного кармана шариковую ручку. Сосредоточившись на бланке, начинает его заполнять. Жюли подходит и дает ему фотографию больного.
— Я сфотографировала его в «скорой». Если хотите, можете приколоть сверху. Ведь у месье Икс должно быть лицо. Мы так делали в Бетюне, в детском отделении. Конечно, надо будет снять еще раз, когда вы его пострижете и побреете, но пока…
Люк берет фотографию.
— Я тоже фотографирую своих больных, из частной практики… Конечно, если они дают согласие. А вы работали с детьми?
— Мне всегда нравилось общаться с ними. И потом, все дети изначально невинны, они не могут влиять на то, что с ними случается.
— А почему переключились на взрослых?
Жюли стискивает сумочку:
— После беременности… неудачной…
— Простите.
— Это все в прошлом.
Молчание. Жюли, не находя новой темы для разговора, бросает взгляд на свои коротко подстриженные, покрытые лаком ногти. Или ей нечего сказать, или она просто боится того, что могла бы произнести. Вдохновение так и не приходит, и она снова возвращается к больному:
— Скажите, а вы у него не заметили никаких особенных ран?
— На первый взгляд нет. А что?
— Есть кое-что странное. Пойдемте к моей машине, это займет пару минут.
Она идет к автоматической двери развернув плечи, чуть прогнув спину. Люк кладет бланк госпитализации на стойку и следует за ней. Господи, эта ее походка, эта манера ставить одну ногу перед другой, она словно разрезает воздух. Люк сжимает зубы, вот почему он не любит встречаться с ней, он не хочет того, что в такой ситуации может почувствовать только мужчина. Влечение…
Прохладный воздух ударяет в лицо, его тело нуждается в кислороде, а мозг требует сигарету. Пока Жюли открывает багажник, он пользуется моментом, чтобы закурить «Кэмел».
— Не стоит курить при мне, доктор. Я пытаюсь бросить.
Люк резким движением вынимает изо рта сигарету, гасит ее между пальцами и сует в карман.
— Ох, прошу прощения.
Она милостиво улыбается:
— Я это сказала смеха ради. Все равно чувствую, что вот-вот сдамся. По-другому не получится.
Она нагибается и вынимает из багажника одеяло, упакованное в большой пластиковый пакет.
— Я это забрала из Салангро, на автобусной остановке он был им прикрыт.
Люк спокойно смотрит на собеседницу. Он трет предплечья, борясь с утренней прохладой.
— И что?
Сотрудница социальной службы аккуратно разворачивает песочного цвета одеяло с тонкими голубыми полосками. Заметив на шерсти многочисленные темные пятна, психиатр хмурит брови.
— Земля?
— По-моему, кровь. Земля бы так не въелась.
Она поворачивает одеяло, чтобы показать ему другие пятна. Люк рассматривает их вблизи.