Не допускай, чтобы ход твоего верного движения пресекали люди, возгордившиеся презренными деяниями. Они всюду ищут себе выгоду, а ты, - несёшь радость вселенскую.
Бывают периоды, когда благородства прошлых поколений теряются в чадолюбии днешнем, и падает всё то, что прочно держало народный восторг, неисчезающее бурление ползёт по телу, затмевая разум.
Тогда поиск изначального пути начнётся с неожиданного прозрения.
Когда вокруг постоянство тьмы, иди путём тобою освещённым.
Имей правильное восприятие природной истины, добродетельное расположение и верный разум, не бойся суда испорченных, стоящих над тобой людей, - они люди боязливые, слабые; найди сожаления для них.
Будь доброжелателен сердцем, словами же говори тоже сердечно, с пользой для каждого, - говори благостно, достойно, взвешенно. Если же тебя возвысят, - ступай всегда босыми ногами.
Босая старуха ворвалась в помещение роддома, держала плачущего ребёнка правильным захватом, прижимала к высохшей груди, её выцветшее платье угрюмо морщилось на совсем костлявом теле, она искала соучастие в печали, вошла к новым матерям с негодованием, глазами упёрлась в самую грудастую роженицу.
- А ну молочная, дай моему младенцу свою пышную грудь, слышишь, как разрывается, а ваши сытыми спят. Она расстегнула халат растерявшейся женщины, вставила своего младенца ротиком в сосок и приказала: - Пусть кормится!
Малыш присосался и затих, жадно угадывал вкус людской жизни.
Молодая от неожиданности нежность ощутила, сама чужому грудь другую переставила, улыбается. Малый от молока тоже белеть начал, болезненное худосочие потерял, без каприза уснул.
Бабушка переняла младенца, и строго всех застеснявшихся оглядела: - Я и к вам приду! - сказала, и ушла.
Четыре недели носила младенца порозовевшего, пока к коровьему молоку тот не привык.
- Ты, цыганка! Почему прячешься, научилась постоянно попрошайничать на базаре, я ведь тебе не раз подавала; как молоком поделиться - умолчалась, где твоё цыганское рвение много жизней давать. Давай, давай, не скупись шудра, хватит и твоему цыганёнку...
Цыганка много раз черносливными глазами нахальствовала над инородцами; теперь встала перед невзрачной крестьянкой, и села, - взялась кормить, прилепила к смуглому кувшину не сходную белую кожу.
Другой раз старуха к отбеленной сибирячке приставала: - Не бойся просторная, не сглазим твою белую грудь, что белая, что чёрная - одного цвета молоко дают.
Иной постоянно жмущейся говорила: - Не будь гордой, ты ещё наплачешься, если думаешь, что твой беспрерывно сытый кем-то большим в твоём зазнайстве поднимется.
Тут, современный мир беден благородным порывом.
Ты же, не обращай внимания на серость уставшего времени.
О! старорусская земля - все прячутся за "бугром".
...И мы тоже не знаем, кем в десятилетиях затерялся тот малыш, но где бугор могилы той крестьянки?
Где? Где?! Я вас спрашиваю!
...И зачем спрашиваешь, если сам не знаешь.