Тогда он махнул на все рукой и попытался подремать.
Ничего не вышло.
Стелла! Ну почему ты плакала?
– Почему ты плакала? – повторил он вслух, обращаясь непонятно к кому. – Если бы я знал, что доставлю этим тебе боль… Как оскорблю твои чувства… Я бы никогда, ни за что…
Данька продолжал бормотать себе под нос, разговаривать с кем-то бесплотным, с самой пустотой квартиры, обращаясь, между тем, к хранимому в сознании светлому образу. Надо сказать, он нашел весьма благодарного слушателя. Он строил гипотезы поведения Стеллы и тут же сам их рушил. Постепенно так запутался, что замолчал и абсолютно дикими глазами уставился за окно.
Было уже темно.
Матери по-прежнему не было. В комнате висела полнейшая тишина. Только тикали на стене часы.
Данька открыл окно. В комнату повеяло прохладой весеннего вечера. И сыростью. Даня удивился: с чего бы это, дождя вроде на сегодня не обещали?
За окном стелился туман, густой пеленой укутав весь двор так, что даже свет ближайшего фонаря едва пробивался, оставляя от себя лишь размазанное пятно.
Прозвонил телефон в прихожей. Мальчик снял трубку.
Звонил Семен Трофимов, единственный более-менее близкий приятель Даньки. Он был болен и сидел сейчас дома, а потому уточнил домашнее задание и попросил занести тетрадь по истории, чтобы переписать конспект. Сергей Павлович давал много материала, большинство из его лекций намного превосходили тот объем, что был приведен в учебнике. И чтобы сдать ему, пришлось бы серьезно подготовиться. А Трофимов как раз собирался одним из экзаменов выбрать историю.
– Хорошо, минут через пять буду, – закончил Даня и повесил трубку.
Уже когда он спускался вниз по лестнице, ему в голову пришло, что вообще-то странно, что Семен позвонил ему на домашний, а не воспользовался сотовым номером. Но эта мысль быстро покинула его сознание.
Парень вышел из подъезда и всмотрелся в пелену тумана.
– Да, в такой густоте я еще не бывал, – улыбнулся он.
Казалось, что туман настолько плотен, что его можно просто потрогать вытянутой рукой. Где-то в груди у Даньки проснулось некое чувство озорного восторга, забытое с детских времен. И он шагнул вперед.
Туман поглотил фигуру молодого человека.
– Объясни ты, наконец, что случилось? – Даша погладила вздрагивающее плечо подруги.
Стелла зарылась в подушку и вовсе не собиралась, похоже, оттуда выбираться. Ей и там было вполне уютно.
Но Дашка не желала сдаваться. Потому что сцена, свидетелем которой она сегодня стала днем, наряду со всем одиннадцатым «В», Была крайне таинственной. И тем интересней было докопаться до причин такого поведения подруги.
– Стеллочка, ну прекрати! Бедненькая! Ну не надо так надрываться, – Даша гладила плечо подруги и морщила хорошенький носик – ей не терпелось узнать истину. – Ну, поделись со мной. Мы же подруги. А…
Стелла перестала всхлипывать и трястись.
«Ага, – подумала Даша. – Осталось немного, и бастионы падут. Главное не сдаваться. Мы не мытьем, так катаньем…»
– Ну, скажи, тебе же легче станет, – продолжила она уговоры.
Нельзя сказать, что она не беспокоилась за подругу. Она прекрасно понимала, что, наверное, уместнее было бы оставить девушку в покое. Но тут взыграло обычное девичье любопытство.
Стелла была совсем недавно к ним переведена. Не прошло еще и двух недель. И с самого момента своего появления в классе вызывала нездоровый интерес у всех учащихся. Что не говори, а до конца учебного года и выпускных экзаменов оставалось всего ничего, и какими были мотивы ее родителей, чтобы перевести девушку в такой момент, оставалось загадкой. Спросить их самих не представлялось возможным ввиду их нахождения за территорией страны. Где именно за рубежом они находились, Стелла по каким-то причинам так Даше и не сказала, но что родители (или, в крайнем случае, родитель) есть, как-то упоминала.
Благодаря легкому живому характеру, кареглазая болтушка Даша умела находить подход к разным людям. И Стелла не стала исключением. Буквально на следующий день после появления в классе к Стелле подошла Дашка и предложила дружбу. Ожидаемого отказа не получила. И с той поры они сидели вместе. Но новая подружка во многом представлялась Даше странной: немногословной, скрытной, словно в ее жизни что-то произошло, с чем она кое-как сумела смириться, но никуда не денешь уже тоску, что осталась на дне ее глаз на долгое время.
Размышляя в таком ключе, Даша не прекращала уговоров, и вскоре Стелла оторвала заплаканное лицо от подушки. Некоторое время она молча смотрела на лицо подруги красными от слез глазами. Затем негромко произнесла.
– Это стихотворение, – она прервалась, чтобы набрать воздуха в грудь – ее все еще слегка трясло, – всхлипнула и продолжила, – его написал один человек. Он был очень дорог мне. Наверное, я его на самом деле любила. Он… Он погиб.