Я намазал на масло икру.
— Дело может оказаться не простым. Сидни. Ты, конечно, понимаешь, что колье придется разобрать? Нечего и думать продавать его в теперешнем виде.
Опять поднимется шумиха и если Плессингтон увидит на фото какую-нибудь другую женщину с нашим колье, миссис П. придется плохо. Я кое-что надумал, пока летел. Мы сами могли бы чертовски неплохо заработать на этой сделке.
Можно даже продать камни за два миллиона долларов, но сработать нужно очень аккуратно.
Сидни вытаращил глаза.
— Два миллиона?
— Вот как я себе это представляю: я встречаюсь с миссис П., объясняю, что если она хочет от нашего имени продать колье в его теперешнем виде, мы дадим ей миллион восемьсот тысяч — столько же, сколько и заплатила она сама. Из твоих слов ясно — а я укажу ей, что повторная продажа колье вызовет такой же интерес прессы, как и первая — что стоит ей понять это, как она перепугается и не позволит нам продать его в таком виде. Тогда я объясню ей, что если колье разобрать, стоимость его значительно понизится. Камни придется продавать по отдельности и мы не сможем предложить ей больше девятисот тысяч… половину первоначальной цены. Если она согласится, а она может согласиться — тогда ты платишь ей девятьсот тысяч и колье становится нашим.
— Я поднял руку, видя, что он готов прервать меня. — Дай мне закончить. Ты должен спроектировать бриллиантовое ожерелье, в которое войдут все камни от колье, я закажу ожерелье Чану в Индии или на Ближнем Востоке и сбуду ему ожерелье за два миллиона. И тогда ты заработаешь миллион сто тысяч долларов, а это, по-моему, очень даже выгодная сделка.
Он откинулся на спинку кресла и некоторое время смотрел на меня.
— Но мы не можем так поступать! — воскликнул он с возмущенным видом. Нельзя же наживаться такими методами на этой бедняжечке.
— Это бизнес, Сидни, — сказал я, накладывая себе еще икры. — Спроси Тома, можем ли мы так поступить.
Он всплеснул руками.
— У Тома не душа, а счетная машина и кассовый аппарат вместо сердца.
— Потому-то ты и ешь икру.
Несколько минут он задумчиво жевал.
— Ты действительно думаешь, что сможешь продать ожерелье за два миллиона?
— А почему бы и нет? — Я был уверен, что не смогу, но мне нужна была приманка для Сидни. — Даже Бартони могут купить его за такую сумму, но тебе придется спроектировать ожерелье, перед которым любое другое покажется дешевкой.
У него загорелись глаза. Такие задачи Сидни обожал.
— Я сумею, уверен! Какая замечательная идея, Ларри! Умница мы моя!
Я понял, что обработал его и начал успокаиваться. Мы молча выпили шампанского, потом я осторожно ступил на очень тонкий лед.
— Понадобится время. Сидни. Мне придется слетать в Гонконг. Чан проработает над ожерельем не меньше месяца. На его продажу уйдет три, а то и пять месяцев. Что станет тем временем с миссис П.?
Он изумленно уставился на меня. Эта мысль не приходила ему в голову.
— Я знал, что это слишком хорошо, чтобы поверить! Она не может ждать!
По-моему, она не сможет ждать и недели!
Подошел официант и убрал тарелку. Мы сидели молча, пока не подали суфле из омара и официант удалился.
И тогда я бросил свою бомбу, не зная, взорвется она или нет.
— На мой взгляд, Сидни, если мы хотим, чтобы сделка состоялась, тебе придется одолжить ей деньги до продажи ожерелья.
Он широко раскрыл глаза.
— Девятьсот тысяч? — Его голос поднялся до писка.
— Ссудишь их ей под шесть процентов, а ожерелье в конце концов продашь за два миллиона, — сказал я. — Спроси Тома, бывают ли сделки выгодней.
— Но мне не по средствам одолжить ей такие деньги!
— Я не говорю, чтобы ты одалживал ей деньги. Одолжит фирма.
— Том никогда ни под каким видом никому не одолжит, даже самому Никсону.
— Ладно, тогда деньги дашь ты. Твой банк позволит тебе превысить кредит.
Что ты потеряешь? Ожерелье будет твоим. Даже если я не смогу получить за него два миллиона — а я думаю, что смогу — свою цену мы всегда получим. Даже в этом случае ты удвоишь свои деньги. Да ну же, Сидни… такой шанс бывает раз в жизни!
В раздумье он отправил в рот вилку с суфле, и я заметил вдруг появшееся в его глазах выражение алчности.
— Тому не обязательно знать об этом, правда? — сказал он.
— Я имею в виду, если я вношу деньги — мои собственные личные деньги тогда и те деньги, которые ты вернешь от продажи ожерелья тоже будут моими личными деньгами… не правда ли?
— Правильно… минус один процент моих комиссионных.
Он взглянул на меня, слегка прищурясь, и я понял, что он не подумал об уплате моих комиссионных.
— Да… один процент тебе, — было заметно, что он пытается произвести подсчет в уме.
— Ты дашь мне восемнадцать тысяч долларов, вычти еще девятьсот тысяч миссис П. и прибавь еще шесть процентов на твою ссуду, и у тебя останется приблизительно восемьсот восемьдесят тысяч чистой прибыли. — По-моему, совсем недурно.
Он подумал еще немного и сказал:
— У меня есть идея даже лучше, Ларри, дорогой мальчик. Что если ты попробуешь убедить миссис П. продать колье сразу за семьсот пятьдесят тысяч?
В конце концов деньги-то не ее. Я мог бы продать акции для покрытия этой суммы и тогда колье стало бы моим, и я мог бы и не беспокоиться из-за Тома, правильно? Если я так сделаю, а ты продашь ожерелье за два миллиона, я мог бы получить миллион с четвертью… довольно заманчиво, не правда ли?
— Я думал, ты не хочешь наживаться на бедняжке, — сказал я, прикидываясь, что шокирован.
Он беспокойно заерзал.
— В конце концов, ты сам сказал, что это бизнес. — Он сделал паузу, вглядываясь в мое лицо. — Как тебе кажется, сумеешь ты убедить ее продать за такую цену?
— Попытка не пытка. — Я покончил с остатками суфле.
— Ларри, посмотри завтра, что можно сделать. Я уверен, у тебя получится.
— Сидни щелкнул пальцами, подзывая официанта, и заказал кофе. — Послушай, я вот что сделаю… добудь колье за семьсот пятьдесят тысяч и я дам тебе два процента. Справедливей некуда, согласен?
— И оплатишь билет на самолет до Гонконга и все расходы, — сказал я, зная что никакого Гонконга не будет.
— Естественно, дорогой.
— Терри знает о миссис Плессингтон?
— Не упоминай об этом скверном мальчишке! Право же, мне следует избавиться от него! — Сидни покраснел от раздражения. — Честное слово, он становится совершенно, ну совершенно невозможным!
— Это к делу не относится… знает он или нет?
— Конечно, нет!
— Ты уверен? Миссис Плессингтон приходила к тебе. Разве он не поинтересовался, что ей нужно?
— Мы даже не разговариваем!
— Он не мог подслушать? — Мысль о Терри заставляла меня нервничать. Он слишком хорошо разбирался в бриллиантах, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности.
— Нет… нет! Когда приходила миссис Плессингтон, он был занят с клиентом.
— Слушай, Сидни, он не должен ничего знать. Собственно, никто не должен знать, а то пронюхает Том. Строго говоря, сделка должна проходить через фирму. У Тома будут все причины для недовольства, если он узнает про нашу затею.
Сидни опять тревожно заерзал. Он знал это не хуже меня.
— Если я куплю колье на свои деньги, — сказал он несколько вызывающе, Том будет здесь ни при чем.
— Но миссис Плессингтон — клиент фирмы, — указал я.
Я хотел внушить ему чувство вины. — Слушай-ка, Сидни, чтобы фирма осталась в стороне, тебе лучше работать над эскизом дома, а не в офисе. Если я достану колье, его тоже лучше держать дома.
Ему неоткуда было знать, что это условие существенно для моего плана.
Он не колебался.
— Да… все остается строго между нами. — Он с доверием посмотрел на меня. — Ты поможешь с ожерельем, Ларри?
Ну и нахал, черт его подери, подумал я. Ведь знает, что без меня не сможет ни сделать ожерелье, ни уговорить миссис Плессингтон расстаться с колье за такую возмутительную цену, и тем не менее, собираясь получить большой куш и выкинуть Тома из сделки, он предлагает мне жалкие два процента.