Этот энергетический корабль с четырьмя членами экипажа нежданным метеоритом ворвался в атмосферу какой-то планеты, и, наткнувшись на верхушку высокого дерева, лопнул, разбросав в разные стороны шары экипажа. Был бы там любопытный сторонний наблюдатель, он бы увидел на земле четыре полупрозрачных сгустка, разнесённых между собой на много сотен метров. Сгустки потихоньку растекались по земле, ещё более уподобляясь туману. Достигнув длины человеческого роста, стабилизировались и начали уплотняться по консистенции. К концу второго дня это были характерные приведения из земных фильмов-ужасов. К концу третьего дня на земле лежали люди из плоти и крови. Обычные голые люди. Они спали. Это мог бы увидеть любопытный, но его там не было. Всё произошло в тайне.
Природа просыпается рано. Утро начинается с пения птиц. Редкие покрикивания и щелчки, переходят в трели, карканье и прочий шум. Пробуждение у многих людей происходит примерно по одной схеме, особенно, пробуждение в необычном месте и когда не помнишь, как здесь очутился. Они неудомённо оглянулись. Поискали взглядом простыни, любовницу, соседей по больничной палате. Тщетно. Лёгкий ступор. Дополнительный вопрос – одежда. Постель, заменённая на лес, наводила на мысль об ограблении. Но память молчала. Абсолютно. И от этого становилось немного страшно. Неизвестность всегда пугает. Неизвестность пугает, но она же и заставляет действовать, пробуждает любопытство. Тем более, если нет вариантов. Относительно редкий лес, иногда кустарник и, при этом, полное отсутствие фиговых деревьев, убило последнюю надежду на набедренную повязку. Ищите и обрящете. Помня кто они, но, не понимая, где они, и немного стесняясь необычности обстановки, каждый из них пошёл своим путём, своей дорогой.
Первым к деревне вышел экс-террорист. Типичная деревенская глубинка. Мычание коров, блеяние коз, повизгивание, похрюкивание. Короче, деревенский пейзаж. Около десятка убогих деревянных изб под соломенной крышей.
– Вот же, уроды. – Гневно сплюнул он. – На дворе двадцать первый век, а они не могут себе нормальные крыши сделать. Спилась Россия – матушка и горбачёвский сухой закон не спас. Что за дома?! Везде в Европе чистота и порядок, а здесь, как в средние века. Недалеко они от собственной скотины ушли. Ничего, мне, главное, одежду раздобыть да где ближайший город узнать. Потерплю.
Но как ни вглядывался он на заборы да во дворы, но нигде одежды на верёвках не увидел. Голыдьба, ёшкин кот. Зато на поле разглядел пугало. Рубаха была дыра на дыре, а штаны приличные. Относительно, конечно.
– Если как в древние времена, то тогда уж лучше в древнюю Грецию. Там многие голышом ходили и нормально. Проституция, любовницы узаконены были. Что не жить. Хм, надеюсь я в России? – Как-то непроизвольно проскочила мысль. – Глупый вопрос. Кто ж меня за тыщу верст заграницу повезёт. – Успокоил он себя, идя тропинкой в деревню.
Тревожный колокольчик забухал колоколом, когда он, умиротворённо разглядывая окрестности, увидел в поле пахаря, идущего за конём. Вроде бы ничего, но в руках пахаря была деревянная соха. Какая бы не была глухая деревня, но даже и там стальные плуги. Пускай сажают «под лошадь», но не деревянной же сохой. Ещё со школы он помнил, что такое было только ДЕЙСТВИТЕЛЬНО в средние века и ранее.
– Ничего не пойму. Хотя сейчас я уже ничему не удивлюсь. Если честно, боюсь, что придётся удивиться. Ничего, язык до Киева доведёт, или, как говорил мой дед, до Магадана, где он десятку отсидел от звонка до звонка.
Тропинка привела его к избам. Во дворе бегали голые пацанята, а дородная женщина копалась в огороде.
– Здравствуйте, уважаемая.– Поздоровался он, в тайне боясь ответа на незнакомом языке.
Женщина медленно распрямила явно больную спину и оглядела путника.