— А мне их жаль.
Нюся широко раскрыла маленькие, в редких ресницах глаза:
— Вот еще, чего это их жалеть?
— Наверно, им трудно бегать.
— Подумаешь… — равнодушно уронила Нюся, облизывая липкие пальцы.
Дима обернулся к Вале. Внимательно посмотрел на нее.
И она взглянула: парень как парень, кажется, не очень высокий, густые волосы, карие глаза. Веснушки на носу.
— Мне тоже их жаль, — сказал Дима.
Нюся громко захохотала.
— Еще один нашелся жалельщик-болельщик!
— А вот вы несправедливы, — отрезал он, — и вообще нехорошо смеяться над теми, кому трудно.
— Почему нехорошо? — спросила Нюся.
Но он не ответил ей. Снова глянул на Валю, обращаясь лишь к ней одной.
— Вы правы, это в общем-то невеселое зрелище. Сегодня им дали возможность сыграть друг с другом, но это, должно быть, больше уже не повторится.
— А сколько им лет? Много? — спросила Валя.
— Самому старшему, Яранцеву, сорок один.
Толстый дяденька, сосед Димы, авторитетно произнес:
— Сорок два и семь месяцев.
— Какая точность, — сказала Нюся.
— Гол! Гол! — закричали кругом.
— Яранцев забил. — Дяденька привстал, приложил обе ладони ко рту: — Слава, молодец! Давай дальше!..
Судья свистнул. Футболисты послушно побежали друг за другом в раздевалку.
— Пошли пройдемся, — сказала Нюся.
Валя смотрела на футболистов. Очевидно, это они так только, для вида бегут, а на самом деле до чего же устали, наверно! Шутка ли, сорок с хвостиком…
Она вышла вслед за Нюсей. И Дима пошел за ней:
— У нас с вами то, что называется адекватностью ощущений.
— Повторите еще раз, — попросила Валя.
— Ладно, после повторю. Меня зовут Дима. А вас Валя?
— Угадали.
— Нет, не угадал, просто слышал. Она вас так называет.
— Она — это я? — вмешалась Нюся. — Кстати, я Нюся.
— Прекрасное имя, — рассеянно проговорил Дима.
Он, как и думала Валя, оказался невысоким. Узкие, приподнятые плечи, немного впалые щеки. Не очень красивый, но, отметила Валя, умеет сразу расположить к себе. Может быть, Валя подумала так потому, что почувствовала: она ему нравится. А нравиться кому-то всегда приятно, и тот, кому нравишься, кажется поэтому симпатичным. И еще он как-то необычно говорит. Не так, как другие.
Очевидно, Нюся тоже обратила внимание на него. И стала отчаянно кокетничать, заводить глаза, улыбаясь самой пленительной улыбкой. Но сколько Нюся ни старалась, он даже и мимоходом не глянул в ее сторону. Как будто не было ее вовсе. И обращался все время к одной лишь Вале.
Когда окончился перерыв и они возвращались обратно на свои места, он остановился, посмотрел на футболистов, вновь рассыпавшихся по полю:
— Как они, наверное, сейчас счастливы!
Да, сейчас футболисты словно вдруг разом помолодели, сбросили с себя лишние годы, и опять все, как прежде. Зато потом будет еще хуже. Почему еще хуже? Потому что наступит отрезвление, каждый поймет: все совсем не так, как бывало когда-то. И кубка им не видать и за первенство не бороться. Словно дети понарошку притворяются взрослыми…
Закинув голову, Дима посмотрел на небо.
— Дождь накрапывает. Чувствуете?
— Еще как! — воскликнула Нюся. — Бедная моя прическа, для чего же я в парикмахерской сидела?
— И тут старичкам не повезло, — сказала Валя. — До чего же обидно!
— Идемте ко мне, — предложил Дима, — я живу рядом, на Масловке,
Валя удивленно спросила:
— Почему это мы должны к вам пойти?
— Ни почему. Просто так. Посидите у меня, переждете дождь.
— А что? — Нюся встряхнула влажными, распрямившимися волосами, — Идея. Как ты считаешь?
— Можно пойти, — согласилась Валя.
Димин дом и вправду был совсем рядом. Маленькая современная квартира. Две комнаты, довольно низкие потолки. И в коридоре каждый метр использован с расчетом: книжные полки, стенной шкаф, журнальный столик на кривых ножках. На кухне плита в нише, над плитой в ряд на гвоздиках сковородки, чапельник, разливательные ложки. Треугольные табуретки, окрашенные в синий и зеленый цвет. И на столе клеенка в красных зигзагах по голубому фону.
— Модерновая обстановочка, — сказала Нюся, — все как в журнале мод.
— Есть хотите? — спросил Дима.
— Конечно. А вы?
— Я тоже. Тут мама оставила мне чего-то…
— Мама оставила вам, — сказала Валя. — а мы-то при чем?
— На всех хватит. Вот мозги жареные, будете?