Внезапно Лера спросила совсем не то, что собиралась:
— А у тебя, оказывается, никакого собрания вчера не было?
Виталик поднял на нее синие глаза.
— Как не было?
— Так. Нечего врать. Тебя видели на улице с ка-кой-то белобрысой девкой под ручку.
Свекровь поморщилась:
— Лера, что за выражения?
— А вы его не защищайте, — воскликнула Лера, — вы, я знаю, во всем его покрываете!
— Не ори на маму! — сказал Виталик.
Он любил мать по-своему, привыкнув все брать, ничего не давая, и, не умея заботиться о матери, он в то же время никогда не решался обидеть ее хотя бы одним словом.
А Леру уже невозможно было остановить. Не помня себя, она кидала в лицо обоим злые слова, припоминая все обиды, о которых не забыла.
Свекровь встала из-за стола, закрыла дверь.
— Тише, соседи за стеной услышат…
— Пусть слышат, — ответила Лера. — Это вы хотите, чтобы все шито-крыто, а мне скрывать нечего я вся на виду…
Свекровь посмотрела на Виталика.
— Сколько лет живу, никогда не слыхала, чтобы на меня так кричали…
Виталик пристукнул кулаком по столу.
— Замолчи, Лера!
— Не замолчу! С кем шлялся, говори!
Она стояла перед ним — маленькая, неуступчивая, разозленная до последней степени. И свекрови стало жаль ее. Все-таки совсем еще молодая, никогда не знавшая, что такое настоящая семья, что такое ласка и доброе слово…
— Успокойся, Лера, — сказала свекровь, — зачем ты так? Погляди на себя в зеркало, на тебя же глядеть страшно!
— А на вас и подавно! — огрызнулась Лера. — Полсотни скоро, а химическую завивку под май сделала и губы мажет…
Виталик снова ударил кулаком по столу.
— Немедленно извинись перед мамой!
— А вот и не извинюсь, пока ты мне не скажешь, с кем гулял!
— С кем хотел, с тем и гулял! — ответил он и, чувствуя, что уже не в силах сдержать себя, добавил — Во всяком случае, она лучше тебя!
— Ах, так, — сказала Лера, — значит, уже лучше меня нашел? Может, и мамаша твоя помогла отыскать?
— Немедленно замолчи! — закричал он. — Если не извинишься перед мамой, ты мне не нужна больше!
— А мне ни ты, ни твоя мама не нужны! — отпарировала Лера
И не говоря больше ни слова, ринулась в комнату. Быстро кинула свои вещи в чемодан: вязаную кофточку, два платья, белье, зимние сапоги, которые купила осенью. Завязала в узел две простыни и подушку, принесенные из общежития. Вышла в коридор. Прислушалась. Виталик и мать по-прежнему оставались на кухне. Дверь была закрыта, они о чем-то тихо переговаривались. Должно быть, ругали ее, Леру, на чем свет стоит.
«Неужели не выйдет?» — подумала Лера. Он не вышел, не окликнул ее, не захотел вернуть. «Ну и не надо!» — решила Лера. Спустилась по лестнице. И уже на улице вспомнила: «А сервиз-то забыла взять, у них в серванте остался…» Ну и пускай! Не нужен ей этот сервиз. И без него обойдется! «Я не вернусь, — говорила она себе, шагая к трамвайной остановке. — Как бы ни просил, никогда не вернусь!»
Чем дальше она удалялась от дома, тем сильнее крепла уверенность: нет, не будет он просить ее вернуться, не побежит за ней!..
Вот и кончилось все, что было. Должно быть, права была Ксения Герасимовна. он ей никак не подходит, да и она ему тоже. Но перед самой собой нечего лгать: она любит его, несмотря ни на что, любит…
ДИМА
Издали садовые участки были все одинаковы: небольшой квадратик земли, посередине домик, маленький, в два окошка. И на всех участках по нескольку яблонь, а вдоль ограды растут акация, смородина, малина.
Димин домик был окрашен в веселый зеленый цвет. Крыша красная, на крыше петух, вырезанный из жести. Спереди к дому пристроена крохотная веранда, вернее, большое крыльцо под навесом.
— Кукольный дом, — сказала Валя.
— Почему кукольный? — удивился Дима. — Для нас троих достаточно. Тем более, папа часто в командировках, он — геолог, так что живем здесь только мама и я.
— А вообще мне у вас нравится, — сказала Валя.
— Это все папа сделал своими руками, — с гордостью произнес Дима. — И дом этот выстроил, и в саду деревья посадил, и грядки с клубникой, и огурцы, все, все…
— Стало быть, у него руки правильно вставлены.
— Как это?
— Рукастый мужик, — сказала Валя. — Есть такие люди: все умеют, за что бы ни взялись.