— Нам нужно поговорить, — как можно спокойнее начал я, собираясь сесть на кресло напротив него, но вспыхнувший взгляд меня остановил.
— Не смей садиться без моего разрешения, — прошипел он хищно. А дышать можно? – О чем говорить? Все и так понятно.
— Отпусти Алика, верни тепло и воду в коммуналку, пожалуйста.
— С чего это вдруг?
— Они не виноваты, это наши с тобой споры.
— Споры? – он хмыкнул и сделал глоток из бокала. – Ты так это называешь?
Я вздохнул. Он будет придираться к каждому слову. Нужно терпеть, думать о том, что говорю.
— Не знаю, как это назвать, — честно отвечаю я. – Пожалуйста, они же не виноваты.
— Мне все равно, — равнодушно пожал плечами юноша.
— Что мне сделать?
— Вернуться в прошлое и все изменить, я так понимаю, не в твоих силах?
— Нет, я… пожалуйста, не вымещай свою злобу на невинных людях.
— О, ты так печешься о них?
Я обреченно закрыл глаза:
— Чего ты хочешь?
— Уничтожить тебя.
— Уничтожь, но их не трогай, прошу тебя.
Он молчал долгое время, а я не решался разомкнуть веки. Слышал звон бокала, его раздраженный выдох сквозь зубы.
— Становись на колени.
Лицо вспыхивает. Но я подчиняюсь. Снимаю куртку и становлюсь на колени, глядя в его светлые глаза.
— Ползи.
Я ползу, каждый сантиметр опаляет унижением, но я делаю это. Останавливаюсь, когда он спокойно наступает ботинком мне на руку. Не издаю ни звука.
— Умоляй.
Он резко хватает меня за волосы и тянет наверх. Он должен увидеть все на моем лице. Я умоляю его о прощении, забыв о гордости и достоинстве. По моим щекам льются слезы, но я этого не замечаю. Вижу лишь серо-голубые глаза и хочу повернуть все назад. Не хочу, чтобы в них был хоть отголосок боли. Рука пульсирует, он все еще наступает на нее, с силой нажимая, стараюсь не думать об этом. Пытаюсь вложить в свои слова все, что сейчас чувствую.
Он пристально смотрит на меня, когда я замолкаю и сдавленно рыдаю, убирает ногу, сразу же прижимаю руку к груди. Я сижу перед ним с опущенной головой, униженный и раздавленный.
— Ты так переживаешь из-за своего любовника, которого я отправил посидеть у ментов в камере?
Боги, сколько же ощутимой злости в его голосе… Сколько там других, невысказанных чувств.
— У меня никого нет, я придумал парня, — с трудом говорю я, всхлипывая, — с тех пор как я вышел из тюрьмы, ты был единственным моим любовником.
Владлен так долго молчит, что мне кажется, будто он не расслышал. Но затем меня осторожно поднимают с пола и усаживают к себе на колени. Я не верю, всхлипываю еще громче, утыкаюсь ему в шею.
— Прости, прости, — он нежно целует мою руку, которую еще несколько минут назад пытался растоптать. – Тимур, — его голос становится серьезней, — ты должен мне все рассказать. Я хочу знать о тебе все. Всю твою жизнь. Почему ты был таким в школе, что с тобой сделали в тюрьме и как ты выжил.
Не верю своим ушам. Меня бьет дрожь. Я не могу ему рассказать этого всего. О моей глупой и никчемной жизни. О моей неполноценности, которую я и выносил на других ребят в школе. О тюрьме, где надо мной издевались так, как мне никогда бы и в голову не пришло, прилюдно насиловали и о том, как я нашел в себе силы разорвать этот круг и выжить. И как мне повезло, что я именно тогда попал под эту программу государства. Слова сами срывались с губ. Он не перебивал, слушал, гладил меня по спине, когда я не мог справиться с голосом, целовал в висок, когда я забывал дышать.
Я рассказывал всю ночь. Мой голос охрип и был будто простужен. Под конец совершенно обессиленный, я положил голову на плечо Владлена.
— Знаешь, — еле слышно произносит он. – Мы с тобой как две переменные, никак не придем к общему значению, а от этого у уравнения нет решения... А, вообще-то, я должен тебе спасибо сказать, если бы не ты, не быть мне таким ценным специалистом в своем возрасте. Ты закалил мой характер, заставил назло всем добиваться желаемого. Только стоило мне тебя увидеть, как я ничего не мог с собой поделать. Все мои мысли были только о тебе. Старался напакостить тебе, достать тебя, а когда понял, что ты мне снишься, то решил заняться с тобой сексом. Думал, что тогда пройдет это наваждение. Я так никого не хотел… И, знаешь? Стало только хуже. Я не мог с тобой в одном здании находиться, когда я видел тебя, то терял контроль над собой. А когда у тебя якобы появился парень… В общем, знаешь, что я хочу сказать? Переезжай ко мне.
Эпилог
Вы думаете, Владлен дал мне работать? Нет. Не спрашивая моего согласия, он взял отпуск на две недели, и угадайте, чем мы занимались все это время? Вот именно это и называется уйти в отрыв.
Затем он долго изучал все ВУЗы в городе. Выбрал для меня специальность (правда, тут он посоветовался со мной, мы спорили целых пять минут, а потом он все равно отправил меня, куда хотел), нанял мне репетиторов, чтобы к лету подготовиться и поступить сразу на третий курс. Оказывается, и так можно.
Так вот, по поводу работы. Он заявил, что его парень не может быть уборщиком. Временно я стал его ассистентом. Как на нас все косились, когда мы закрывались в кабинете. Конечно, Владлен не мог сдерживаться, и ему было на все плевать. Если я уходил по его же поручениям на полдня, он сходил с ума, звонил мне ежечасно, а потом встречал на парковке и мы занимались сексом в машине.
С Карлом Петровичем Владлен разобрался на следующий же день. Его блестящий план сработал, придуманный и осуществленный всего за одну ночь, и эту мразь арестовали за взятки. Адвокат Владлена постарался, на него повесили еще множество других обвинений, к тому же, он успел многим досадить и они с радостью выступали на суде. Ему дали лет пятнадцать, по-моему, где-то очень далеко. Как я потом слышал, через несколько месяцев он погиб. Думаю, тут не обошлось без вмешательства тех, над кем эта тварь издевалась.
В коммуналке все проблемы были решены сразу же. Алика выпустили, мне даже удалось с ним помириться, после многочисленных попыток с моей стороны, мы часто гуляем вместе, к чему Владлен жутко ревнует. Какой же он все-таки собственник…
Я переехал к нему, он был очень тактичным и даже обустроил для меня одну из комнат. На случай если мне захочется одиночества. Забавно, за все время, что мы вместе, мне его еще ни разу не захотелось. И, я уверен, уже никогда не захочется.