— Тогда о ком? — ровным голосом проговорил Томас, крутя в пальцах вырезанную Чаком фигурку. Томас так часто неосознанно касался ее, что деревянная поверхность божка стала словно мутное стекло, так тщательно он полировал ее своими пальцами. На передней поверхности игрушки дерево отливало розовым. Кровь Чака, которую он пролил, защищая Томаса.
Том засунул фигурку обратно в карман. На настоящую скорбь у него не было времени, а Чак был достоин большего, чем мимолетный порыв сожаления. Он будет оплакивать его после. Уинстон, Алби, Чак. Все они заслужили того, чтобы обернуться ради них. Но потом. Когда в груди освободится место от страха и позволит впустить в себя сочувствие.
— Ньют, — отрывисто бросил мужчина, отвечая на его вопрос. — Вспышка не ушла. — Почти неуловимо добавил он и встал.
Сбитый с толку Томас растерянно поднялся следом, пару раз моргнув и тряхнув волосами.
— Ты о чем? — он быстро размышлял, мысли в голове выстраивались в логическую цепочку, хотя он отказывался принимать это на веру.
— Она вернулась. С новой силой. Так что мы теперь бессильны, видимо.
— В смысле?.. — голова раскалывалась от навалившегося звона. Горло сжало тугой перчаткой. Хотелось заплакать, закричать или что-нибудь разбить.
— Он не хочет говорить тебе. А ты тратишь время на подростковые психи и ревность. Займись тем, что действительно считаешь важным.
Томас не ожидал такого разговора от Винса. К черту самообладание, он вообще не ожидал такого разговора! Вспышка вернулась. Почему это произошло? Как это могло произойти, ведь Томас сам видел, как она отступила. Что теперь? Давно ли знает Ньют? Почему он рассказал почти чужому человеку и закрылся от Томаса? Насколько все плохо? Есть ли шанс попробовать другой способ? Как вообще Ньют принял это? И принял ли? Сколько вопросов и ни одного ответа. Как теперь смотреть в глаза Ньюту? Как убедить его, что все будет хорошо? И самое главное, как убедить себя?
Под одобрительным взглядом Винса он сорвался с места, поскользнулся, больно приложился коленом об камень и снова перешел на бег. Возле палатки он резко затормозил. Что сказать, чтобы успокоить? Как уверить в хорошем исходе? Как вообще начать разговор?
Он тихо вошел в палатку, присел возле Ньюта и уже собирался тронуть его за плечо, как завис, не успев прикоснуться. У Ньюта было очень красивое лицо. Он любил этот суровый наклон бровей, упрямый лоб и очень тяжелый взгляд. Любил острые скулы с запавшими щеками, пухлые губы, изогнутые в притворном капризе. Тонкая складка между бровей, когда Ньют хмурился, полностью исчезала только во сне, как сейчас. Сейчас он был расслаблен и его лицо приняло такое ранимое выражение, как у ребенка. У Ньюта была очень живая мимика, особенно подвижным оказался его рот, когда он закусывал губу или облизывал уголки рта, заинтересовавшись чем-то. Маленькие ямочки на щеках, когда Томасу удавалось его развеселить или смутить. Заливистый искренний смех, такой чистый, что никто рядом не мог удержаться от улыбки. Эти глаза цвета карамели, что темнели до черного шоколада, стоило Томасу прикоснуться к Ньюту. Волосы цвета сухой пшеницы, что обрамляли породистое лицо и нервно зачесывались набок, когда Ньют нервничал. Томас любил его так сильно, что горло перехватывало от страха за него.
Глаза защипало и Том с силой потер их пальцами. Нельзя расклеиваться. Он сильный. Они оба сильные. Даже если сломанные.
— Ньют, это Томми, — свой голос показался ему слишком грубым для собственного имени.
Ресницы Ньюта дрогнули, когда он приоткрыл веки и сонно уставился на Томаса.
— Что случилось? — он захрипел, но покашлял и повторил, — Томми, в чем дело?
— Я хотел сказать тебе… Эм… — Том растерялся и жестом попросил его встать, — можем поговорить?
Ньюту понадобилась пара мгновений, чтоб взъерошить волосы и кивнуть. Он вышел из палатки следом за Томасом, потягиваясь, щурясь от блеклого света костра и пытаясь понять причину, по которой Том вытащил его из сна. Кажется, только час назад он смог, наконец, провалиться в темноту, где не было ревущих мыслей.
Томас выглядел плохо. Под глазами залегли черные круги, взгляд, обычно твердый и даже наглый, сейчас растерянно метался по фигуре Ньюта. Томас то вытаскивал руки из карманов, то снова убирал их обратно. Переминаясь с ноги на ногу, он заглянул в ближайший боковой проход и поманил Ньюта за собой.
Как только за их спинами снова сомкнулась мгла, Томас остановился и подошел к Ньюту вплотную. Он рывком зажал блондина между собой и стеной и грубо впился в его губы поцелуем. Сперва ему приходилось буквально держать Ньюта, но постепенно тот расслабился и сам потянул Томаса ближе к себе, запуская руки под его толстовку. Том провел пальцем по нижней губе Ньюта, скользя за пальцем взглядом и охнул, когда Ньют быстро укусил его за фалангу. На губах юноши расцвела самодовольная улыбка и тогда Томас наклонил голову, чтобы укусить его за шею. Настал черед Ньюта покрываться мурашками. Он задрожал, но когда Том стал стягивать его куртку, Ньют засопротивлялся. Он хотел отпихнуть Тома, но сил хватило лишь на едва слышное мычание. Его длинные тонкие пальцы вцепились в запястья Томаса, не давая возможности продолжать. Он помнил про руку и точно не собирался так просто сдаваться. Том почувствовал жуткую злость, когда Ньют, собравшись, попытался снова оттолкнуть его. Он грубо укусил его за подбородок и даже услышав стон боли, продолжал прижимать его крепче, задирая руки над головой. Это больше походило на потасовку, чем на проявление любви. В какой-то момент Ньюту почти удалось вывернуться, но Том перехватил его ладонь, завел за спину и, перевернув Ньюта, прижал его лицом к стене. Блондин вскрикнул от неожиданности и напора.
— Что ты творишь?
Томас не слушал. Он быстро задрал его рукав и, увидев то, что Ньют всеми силами пытался скрыть, потрясенно отступил в сторону. Ньют с обидой на лице судорожно опустил рукав, буквально заставляя себя не расплакаться.
— Почему ты не сказал?
— А чтобы это изменило? — в голосе юноши слышались истеричные ноты. Он с трудом контролировал лицо.
— Мы бы вместе прошли через это. Мы бы вместе придумали что-нибудь… — Томас бормотал слова, но они никак не хотели складываться в утешение, а скорее напоминали укор.
— Ты ничего не придумаешь, Томас! Хватит пытаться быть героем! Если мне суждено сдохнуть от Вспышки, дай мне хотя бы шанс сделать это достойно!
Томас не хотел еще одного скандала.
— Я пришел помочь, а не сломать тебя, Ньют, пожалуйста… — он сделал шаг навстречу, но Ньют отступил назад.
— Ты все время приходишь помогать. Каждый гребанный раз, когда появляешься ты, все восторженно охают «Пришел Томас, он нас всех сейчас спасет!». Не хочу я твоей помощи! — в голосе Ньюта слышалась тонна обиды, злости и неуверенности. Он знал, что нужно оттолкнуть Томаса, но при этом нужно сделать это как можно больнее, чтобы он не захотел вернуться. Плевать, что при этом сам Ньют создает свой личный филиал ада на земле. Плевать, что будет потом. Нужно обидеть. Нужно отпугнуть. Откинуть его дальше. Нужно сжечь все мосты, сейчас, сразу, чтобы не соблазняться.
— Ты даже в чертов лабиринт пришел как спаситель! Ты оставил после себя кучу кланка! Ты помогал этим ублюдкам, каждый день сидел и спокойно смотрел, как мы там дохнем! Развлекался со своей необыкновенной подружкой, строя догадки, кто отправится в могильник следующим! — каждое слово Ньюта хлыстало Томаса, как плеть. От каждого слова хотелось скрыться, отмахнуться, разреветься и в тот же момент, хотелось кинуться на Ньюта и разорвать его зубами. — Ты возомнил себя блядским спасителем и в какой-то момент решил, что сможешь все! — Ньют внутренне сжался. Его почти физически тошнило от своих слов, но он твердо решил закончить это все здесь и сейчас. — Ты пришел в лабиринт, чтобы стать героем, да, Томас?
— Я пришел туда, чтобы защитить тебя! — Томас повысил голос, чтобы выплеснуть всю злость.
— Мне не нужна была твоя защита! Я справлялся с этим!
— Я видел, как ты справлялся! Я видел, когда ты прыгнул! Я слышал твои крики и просто умирал там, потому что ты был так близко и так далеко одновременно! — Томас не мог ничего с этим сделать. Он не хотел говорить об этом, но его просто разрывало от чувства нереальности происходящего.