— Так ты позволишь мне?.. — В интонации Хорхе снова прозвучал подтекст. У Ньюта буквально засосало под ложечкой от предчувствия. — Позволишь мне помочь тебе?
— На что ты рассчитываешь? — не удержался юноша. Ему осточертели игры. Хотелось пойти на поиски Томаса, чтобы больше не оставаться наедине с испанцем. Хотелось почувствовать спокойствие своего брюнета и увидеть его рассеянную улыбку. — Ты поможешь мне и что взамен?
— Ничего, амиго! Я помогаю и… ничего. Я не настолько низко упал. — Хорхе выглядел по-настоящему обиженным. Улыбка исчезла с его лица вместе с подкатами.
— Ладно… Ладно, я поду…
— Если ты спишь, я за себя не ручаюсь! Ты давно должен быть в столо… — осекся вошедший Томас, разглядывая сцену в комнате. Его тяжелый взгляд быстро оценил обстановку, блеснул при виде Ньюта и затуманился, остановившись на лице Хорхе. — Какого хера ты здесь делаешь?
— Давай без разборок, окей? Я уже ухожу. Просто проведал нашего красавчика. — Хорхе поднял руки вверх и остановился, услышав строгое:
— Моего.
— Что? — не понял старший брюнет.
— Моего красавчика.
Испанец обезоруживающе улыбнулся, чем буквально вывел из себя Томаса. Но он заставил себя остаться на месте.
— Конечно. Как скажешь, — Хорхе многозначительно пожал плечами и подойдя к Ньюту, протянул ему руку для пожатия. Под пристальным взглядом Тома Ньют тяжело вытянул ладонь, будто она весила тонну. — Пока, эль энканто*…
Он удалился из комнаты, на выходе бросив многозначительный взгляд на блондина. Ньют почти присел, ожидая гнева Томаса, как тот подлетел к нему, сжимая его плечи в шутливой ссоре.
— Развлекаешься? — он шаловливо зарычал ему на ухо, притягивая к себе для поцелуя, пока Ньют смеялся и прятал в заднем кармане брюк бумагу, которую испанец вложил ему в ладонь.
***
После ужина, уже привычно устроившись в постели Ньюта, которая стала их общей, парни развлекались тем, что разрисовывали иллюстрации в книгах, выданных Винсом. Это занятие отдаленно напоминало вандализм и от этого ощущалось легким острым приключением. Если бы Винс увидел их проделки, задал бы отменную трепку. А так они лишь глупо похихикивали, пририсовывая карандашами усы и крылья русалкам. Книжки оказались детскими, но удовольствия парни получали как от высокоинтеллектуального чтива.
Изредка перебрасываясь лающими фразами, они лениво огрызались на стеб друг друга. Когда Томас заканчивал со своей картинкой, он лез в раскрытую книгу Ньюта и нагло черкал что-нибудь на полях. Ньют громко возмущался, отпихивал его руку, пытаясь сделать что-то действительно красивое. Том же рисовал так себе, поэтому торопился быстро намалевать что-то смешное и показать получившееся Ньюту. Дождавшись его веселого смеха, он расплывался в довольной улыбке и начинал наблюдать за блондином.
Ньют рисовал вдумчиво, аккуратно выводя ровные линии и соблюдая пропорции. Он проводил карандашом по бумаге снова и снова, добиваясь изящных штрихов. Удивительно, но его русалки после переделки преображались, обзаводясь роскошными волосами и выразительными глазами. Спокойное море превращалось в бурлящий кипяток, а ровное небо клубилось вздутыми грозовыми тучами.
Томас с полуулыбкой пристроился на здоровом плече Ньюта, наблюдая за его уверенными действиями. Ньют кидал на него смеющиеся косые взгляды, а задумываясь, просто клал щеку на его макушку. Разговор сам собой съехал на несколько тонов ниже, ограничиваясь уточняющими вопросами Томаса и терпеливыми ответами Ньюта. За эти пару дней чувства парней словно сделали полный оборот по спектру ощущений: от злости до капитуляции. Томас был абсолютно уверен, что сейчас Ньют ничего от него не скрывал и эта уверенность наполняла его каким-то сладким флегматичным благодушием. Они были спокойны. Они были беззаботны. Фактически, между ними разлилась настоящая идиллия. До определенного момента принятия будущего решения, они были увлечены и поглощены друг другом, и без стеснения наслаждались этим затишьем.
Неожиданно мысли Томаса скакнули в путь по своим знаниям о прошлом мире. Он вспоминал картинки с далекими жаркими странами, длинными песчаными пляжами, непослушными волнами океанов и изумрудными листьями пальм. Ему бы очень хотелось отправиться с Ньютом в такое место: заниматься бездельем, плавать в прохладной воде и греть тела под теплым солнцем. Ему бы очень хотелось увидеть в глазах Ньюта безмятежность. Чтобы его пальцы дрожали только от прикосновений Томаса, а не от страха или боли. Чтобы улыбка оставалась такой же нахальной и возбуждающей, без тени неуверенности. Томас чувствовал, что Ньют бы прижился в прошлом мире. Его любознательность и умение сосредоточиться давали ему прекрасные шансы на кучу друзей, любимую работу и потрясающую жизнь. Если бы у них только была эта жизнь…
Том перевел взгляд на пальцы Ньюта. Правая рука, сжимающая карандаш, в приглушенном свете выглядела почти нормальной, но когда Ньют зажал карандаш между средним и указательным пальцем, слегка раскачивая его, обнажилась полоска кожи на запястье, испещренная чернотой болезни. В тот же миг Томас вспомнил, как сегодня Ньют протянул Хорхе именно эту руку, хотя от самого Томаса постоянно держал ее подальше.
От имени Хорхе внутри забурлило отвращение. Он так смело обращался с Ньютом, будто знал его гораздо дольше остальных. А от его плотоядного взгляда вообще хотелось сблевать.
Томас принял равнодушный вид, словно ничего не произошло и самым будничным тоном высказал это Ньюту, но в ответ получил лишь легкое недоумение и пожимание худыми плечами. Он разочарованно вздохнул и зашел с другой стороны.
— Ааах, у меня снова это мерзотное чувство, знаешь?
— Угум. — Рассеянно кивнул Ньют.
— Как будто что-то точит меня изнутри под ребрами. — Он продолжал упрямо смотреть на блондина, пока тот невозмутимо рисовал.
— Угум.
— Когда ты смотришь на кого-то… не просто смотришь, а тем самым взглядом, понимаешь?
— Угум.
— Когда ты смеешься над чьей-то шуткой или удивляешься словам другого… да?
— Угум.
— Я как будто схожу с ума, когда вижу твой взгляд, направленный не на меня. И вижу в нем отголоски тепла или вообще… — Он заглянул в его глаза, когда Ньют все же повернулся и растерянно моргнул.
— Что вообще?
— Я не знаю, как это назвать, — сдался Томас.
— Я думаю, раньше это называли ревность. — В тихом голосе Ньюта не было ни малейшей издевки, только констатация факта.
— Да?
— Угум.
— А я думал, это больше похоже на то, что я долбоеб. — Протянул Томас.
— Честно говоря, это почти синонимы.
Вот так, буквально одной фразой, Ньют заставлял Томаса залиться довольным смехом и забыть о мире, существующем вне их комнаты.
***
— Минхо, можно на пару слов? — Ньют быстро оглядел коридор, выглядывая из проема своей двери и подзывая друга к себе.
— Я все знаю. Винс рассказал. — Без предисловий, как всегда, резко отрезал азиат, закрывая дверь за своей спиной.
Ньют сделал шаг назад, но продолжал находиться достаточно близко, чтобы разговор оказался как можно тише. Томас еще не вернулся с обеда.
— Ты поможешь?
— Я не хочу. Но помогу. — Минхо выглядел так, будто с трудом сдерживал ярость. Ему приходилось тяжело: одновременно он должен был отказаться сразу от двоих друзей, навсегда прощаясь с одним и теряя другого. Томас никогда не простит ему, если узнает об их договоренности.
— Минхо…
Он обнял его. Так крепко, как никогда не обнимал с момента знакомства в Глэйде. Тогда они все были новичками, но эти двое чувствовали странное доверие друг к другу.
— Если бы я мог, я бы не отпустил тебя. — Голос Минхо дрожал от эмоций. На самом деле, он злился на весь мир, но только не на этих двоих. Он не мог помочь ни одному из них и это выбивало почву из-под его ног каждую секунду. Какое к черту убежище, если по дороге туда они растеряют все человеческое, что в них осталось.