— Я знаю. — Горло Ньюта сдавило подступающими слезами.
— Мы разобьем его. — Минхо продолжал хрипло шептать.
— Я разобью его. Но ты склеишь. Пообещай. — Ньют заглянул в глаза другу, стараясь улыбаться как можно более уверенно. Он не знал, что будет с ними после его ухода, но мог надеяться на то, что Минхо найдет в себе силы на стойкость. Как всегда.
— Обещаю. Буду беречь его.
— Он достоин счастья. — Молчание. — Больше, чем кто-либо из нас.
— Невыносимо с этим соглашаться, но да.
Осторожный смех двух парней сквозь крепко стиснутые зубы.
— Всегда буду помнить тебя, Ньют.
— Спасибо, что был мне другом, Минхо.
Они снова обнялись. Так крепко, что у худого Ньюта затрещали ребра. Так крепко, что это выжало слезы у непрошибаемого Минхо.
***
Ньют собрал небольшой рюкзак. У него есть всего несколько дней, чтобы уйти как можно дальше отсюда, а дальше запасы ему будут ни к чему. Растерянно осмотрев свое временное жилище (или тюрьму), он повел плечами в тщетной попытке держаться храбро. Ему было чудовищно страшно. Уходить одному. Прощаться. Оставлять Томаса.
Он знал, что своим поступком поставит себя на одну ступень с Терезой. Кажется, он только сейчас понял весь истинный смысл её намерений. Она хотела защитить Томаса. Как и Ньют.
— Ты еще не ложился? — Томас протиснулся в узкую щель его приоткрытой двери. — Уже поздно.
Он был одет в черную военную форму, которую ему выдал Винс. Этой ночью он попросил его дежурить у главного входа, чтобы оценивать обстановку с шизами. Они стали активнее после появления отряда.
— Винс притащил мне еще пару древних книг, — Ньют улыбнулся одним уголком губ. Слышать заботу в голосе Томаса было почти невыносимо. А знать, что это последний их разговор, оказалось настоящей пыткой. — Ты сегодня в дозоре?
Томас сосредоточенно кивнул, пытаясь понять, что так беспокоило его в этот вечер.
— Не сиди до утра. — Он огляделся и попытался смягчить свои резкие слова. — Утром тобой займусь я.
— Давай, обещай… — Протянул Ньют, не пересиливая кривую улыбку. Будущее резануло по глазам, заставляя коротко зажмуриться.
— Ты нормально?
— Ты снова хочешь начать этот разговор? — Ньют смотрел на него с легким укором. — Я справляюсь, Том.
Томас немного подумал, разглядывая лицо Ньюта. Бренда постригла его и теперь волосы больше не закрывали глаза, а топорщились пушистым ореолом на макушке. Ньют постоянно трогал их и зачесывал на бок, выглядя при этом как рассеянный художник. Томас не помнил, но отчего-то именно таким представлял себе художника: с горящими глазами, поникшими плечами, просвечивающими через футболку ключицами, с трогательной детской улыбкой.
Ньют никогда не навязывался ему. Каждый раз, думая об этом, Том впадал в отчаяние. Ньют никогда не навязывал себя Томасу. Он шел за ним, ловил каждое его слово и взгляд, поддерживал, был рядом в нужные моменты. Фактически, он проживал свою жизнь ради Томаса. Но он никогда, ни словом, ни движением, не заставил Томаса устыдиться его. Никогда открыто не говорил о своих чувствах и никогда не показывал истинных эмоций, если Томас смотрел прямо на него. Он лишь украдкой рассматривал его, когда Томас был занят кем-то другим. Подставлял плечо, когда Томас почти ломался. Он всегда был его тенью. Странной, изможденной, но верной тенью. И сейчас эта тень оказалась единственным, из-за чего Томас продолжал идти вперед.
— Ты любуешься или просто заснул? — Ньют осторожно подошел к нему, робко кладя ладони на плечи Томаса.
— Задумался… — выдохнул Том, утыкаясь носом в щеку Ньюта. Он притянул его ближе и нежно поцеловал в краешек губ.
— Порой ты слишком много думаешь, мой друг.
— Друг?
— Засранец, — Ньют рассмеялся, когда Томас провел костяшками кулака по его ребрам.
Они помолчали, глядя в глаза друг другу. Ньют так много хотел сказать ему, но каждое слово могло бы выдать его с головой. Он понял, что через секунду просто разревется как девчонка, но не смог пересилить себя. Последний раз он смотрел в эти кофейные глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Последний раз провел по неряшливым беспорядочным черным волосам. Заметил рассыпанные веснушки по носу. Дотронулся по полоски узких губ, отчего они сразу превратились в улыбку. Он так много хотел сказать ему. Сердце рвалось навстречу душе, и он уже почти открыл рот, но взгляд упал на свою израненную руку. Вспышка не оставила им шанса на нежность. Он томно повел глазами по контуру его лица, сгреб волосы на затылке в кулак и со страстью поцеловал, словно пытаясь запомнить каждый миллиметр его рта.
Томас все еще не мог привыкнуть к смене настроения Ньюта. То он был послушный, как домашний щенок, то рычал, как африканский лев. То подавался навстречу его рукам, то жадно брал все сам. Такие эмоциональные качели приводили Тома в восторг, однако на душе скребли кошки, не давая расслабиться.
— Я буду скучать по тебе, Томми… — у Томаса перехватило дыхание от тона Ньюта. Он уже хотел стянуть куртку, чтобы остаться и успокоить парня, но блондин печально улыбнулся и застегнул молнию на его куртке до самого подбородка.
— Эй… Ньют, это всего лишь до утра, — Том вложил в голос как можно больше тепла. Ньют рассеянно покивал, и прогнал слезы. Он почти сдержался. Почти закончил здесь.
— Все нормально, Томми. Все нормально. — Он улыбнулся, погладив брюнета по щеке. Ладонь кольнула легкая щетина. Как он вырос. — Иди. Делай, что должен. И береги себя, ладно? Для меня.
Томас кивнул, отступая на шаг и снова притягивая Ньюта к себе. Он обнял его, сжимая руками изрядно похудевшее тело, в тщетной попытке еще раз защитить его. От Ньюта исходил уже привычный запах: цветочное мыло, пыль от одежды и пот. Настолько знакомый запах, что Томас начал ассоциировать Ньюта только с этим и учуяв от кого-то нечто похожее, тут же расплывался в улыбке. Сегодня почему-то не хотелось улыбаться. Хотелось схватить блондина, сжать покрепче и запихнуть себе под ребра, чтобы точно знать, что с ним все в порядке. Хотелось кричать от несправедливости мира. Хотелось выть от безнадежности. Все последние дни Томас думал только об этом: что делать дальше? Как начать этот разговор с Ньютом? Как сказать ему, что он никуда не уйдет, даже если Ньют попросит? Как донести до него, что только сейчас Томас чувствует, сколько упустил за эти месяцы?
Он ничего не сказал. Оставил разговор до утра. Только сильнее прижал его к себе, чувствуя, как Ньют вжимается в него в ответ.
— Доброй ночи, Ньют.
— Спасибо. Пока, малыш Томми…
***
Юноша вышел из ворот в полночь. Он легко прошел сквозь корпус, когда Винс снабдил его ключом. Чтобы не встретить Томаса, им пришлось отправить его на другую сторону здания. Каждый шаг бухал в голове набатом. Еще не поздно все изменить. Еще не поздно пойти в отказ.
Но Ньют знал, что уже слишком поздно. Для него, по крайней мере. Да и не был он трусом.
«Я скала», думал Ньют. «Чертова скала, что безмолвно наблюдает за течением жизни. Я смотрю с вышины на жалкие попытки изменить мир. Я спокоен и умиротворен. Я вечен и мне не страшны человеческие фобии. Я сдержан. Я безмятежен. Я мудр. Я осторожен. Я скуп на эмоции. С этого самого момента эмоциям больше не место в моем мире.»
Он прошел по свежевыпавшему снегу и затерялся среди деревьев. С какой-то горькой усмешкой вспомнил, что прошел еще один день его человеческой жизни. Так мало времени для того, кто только сейчас ощутил вкус жизни. Так мало времени для того, у кого внутри, наконец, ожила сложная Вселенная.
Ньют любил непростые задачи. В Глэйде они, бывало, устраивали целые турниры на логику. Ньют никогда не мог позволить себе быть хотя бы вторым. На самом деле, участников было мало, так как многих парней интересовали более спортивные развлечения. Но Ньют любил думать головой и получать удовольствие, когда решение задачи проскальзывало в его мозг как гремучая змея. Он ощущал ни с чем не сравнимый трепет, когда пластинки воображаемого паззла вставали на свое место. Каждый раз он ловил себя на мысли, что самая большая награда за старания — это новая задача.