Томас сопротивлялся лишь из жалости, Ньют это понимал, но продолжал вспарывать кулаками воздух и такие хрупкие отношения между ними. От злости перед глазами все плыло и когда он закричал, из глаз полились тяжелые слезы.
— Я не хочу, чтобы ты видел меня таким! — Крик. — Я не хочу, чтобы ты жалел меня. — Вой. — Я не хочу, чтобы ты был рядом, когда я сдохну… — Стон.
Он согнулся под грузом своей беды и вжался лицом в грудь Томасу, уже не скрывая горьких рыданий. Томас раздавил его своей любовью. Это жалило больнее Вспышки. Это абсолютно меняло его мир.
Том только аккуратно обнял его, боясь вызвать новую вспышку гнева. Он устало выдохнул, разглядывая мрачное, затянутое серыми облаками, небо. Чего оно еще хотело от них? Они отдали все, что было.
***
Впереди виднелись острые грани горы. Но выйдя из леса они поняли, что заблудились и пошли не тем путем. Идти обратно не было ни сил, ни времени. Густые сумерки накрывали землю слепотой, и очертания тропинки под ногами то и дело терялись. За этот день они не сказали друг другу ни одного теплого слова, почти молча деля еду и дорогу пополам. Никто не отступит, это стало ясно, как только Ньют протянул Томасу руку и сжал его холодные пальцы, увлекая с собой в последнее путешествие. Раз уж они были той самой банальной последней переменной, стоило попытаться и переменить обстоятельства. Ньют, до этого бесцельно шедший в потемках, теперь направлялся в сторону лаборатории. В кармане, рядом с не отданным прощальным письмом для Томаса, лежала записка от Терезы. Она умоляла не втягивать в это Томаса, если Ньюту все еще оставалось что терять. Ньют и не пытался. Он не надеялся успеть, не верил, что найдет дорогу в лабораторию и тем более, даже не думал вести к ним Томаса. Он снова притворялся, что борется. Просто чтобы Томасу было спокойнее, он ведь не успокоится, пока все не закончится. А так они снова были командой, которые шли к мнимой цели. Разве что цели у них были разные и знал об этом только один.
Под ботинками захрустели каменные осколки, растираясь грубой подошвой в песок и покрывая пылевыми разводами низ штанин. Томас упрямо шел за Ньютом, не обращая внимания на короткие вспышки его агрессии, сменявшейся угрюмым молчанием. Только за это утро Ньют наорал на него несколько раз, мгновенно осекаясь и прося прощения. Может быть, Томас попытался бы расшевелить его привычной болтовней, но пока он решил просто подождать, ведя немой диалог с самим собой. Честен ли сейчас с ним Ньют? Нет ответа. Надолго ли хватит его силы, чтобы продолжать сопротивляться? Без понятия. Что будет с ними в лаборатории? Черт его знает. Могла ли Тереза тогда солгать им на корабле? Определенно. Он хмыкнул, забираясь на большой валун, чтобы перепрыгнуть пересохшее русло узкой речки. Она могла пойти на что угодно, лишь бы вернуть их. Ведь ее не остановило знание, что Ньюта заразят специально, чтобы держать их на коротком поводке.
Услышав сзади шум и обернувшись, Ньют мучительно медленно осознавал, что нога Томаса поехала вниз и следом полетел большой камень. Он слишком долго оценивал риск и метнувшись к Томасу, слишком аккуратно толкнул его в сторону. Всего было слишком в этой ситуации. Слишком громкого хруста, слишком крика Томаса, слишком испуга Ньюта.
— Подожди, подожди, — голос Ньюта вибрировал от напряжения. Он быстро подтащил Томаса повыше и усевшись рядом, быстро и неуклюже расшнуровывал ботинок брюнета. Пальцы дрожали и от этого шнурки поддавались с трудом, но Ньют удержал внутреннего зверя и осторожно распутал последний узел, помогая Томасу снять обувь. На стопе наливалась багровая шишка, кровь в месте удара запеклась в черную метку.
— Черт… — простонал Томас. — Давай, наденем обратно. Зашнуруй потуже…
— Томми, тебе нужно назад…
— Я не пойду.
— Томми, нужно…
— Я сказал, что не пойду! — Томас сорвался на крик, отбрасывая руки Ньюта. Он замер, но почти тут же сник. — Я не вернусь, Ньют. Нет, не вернусь.
Ньют шумно перевел дыхание и сделал так, как сказал Том. Зашнуровал ботинок так туго, как позволял шнурок и сверху примотал крепкую палку, чтобы зафиксировать стопу. Они уставились друг на друга, пытаясь отдышаться. Томас выглядел опешившим. Когда первый шок прошел, до него в полной мере дошло, что теперь их путешествие превращается в спасение обоих. Боль от ступни поднималась вверх по ноге, не давая возможности переключить внимание.
— Ладно, давай дадим твоей ноге отдых. Ты сиди, я прогуляюсь выше до равнины и проверю там все. — Ньют поднялся, стараясь выглядеть уверенно. — Никуда не уходи, — неожиданно нелепо пошутил он.
— Да от тебя хрен уйдешь, — болезненно усмехнулся Том, после чего тихо добавил, когда Ньют отошел на несколько шагов. — Как и от себя.
Он чувствовал себя глупо. Как можно так нелепо оступиться, да еще и подставить Ньюта. Какого черта он пришел, чтобы помогать, а сам теперь стал грузом на его шее. Из-за него Ньют теряет драгоценное время, но Томас не мог и не хотел отпускать его одного. Они уже столько раз разбегались в стороны, сохраняя друг друга, но это в итоге ни разу не сработало. Парни продолжали делать одни и те же ошибки, словно бегая по заколдованному кругу. Сложно было принять тот факт, что однажды им все же придется разорвать его, когда один потеряет другого.
Ньют ужасно злился, шагая по узкой тропинке, которая плавно перешла в скользкие каменные ступеньки. Злился на Томаса, на чертовы горы, на то, что не смог отговорить этого проклятого шенка от путешествия без возврата. Он дико злился на самого себя, на свою мягкотелость, которой сменялся гнев. Если быть честным с самим собой, он ведь хотел, чтобы Томас был рядом. Хотел до последнего чувствовать его едва сдерживаемое спокойствие. Ньют всегда рассчитывал на брюнета. Всегда верил, что у него есть запасной план. Томас всегда находил выход из самой запутанной ситуации, каким-то чудом умудряясь сохранять жизнь себе и спасать других. Томас разгадывал задачки ПОРОКа, бесстрашно шел вперед, когда другие пятились назад. Ньют пошел в лабиринт только из-за Томаса, из-за его ледяной уверенности. Он был готов сдохнуть в той битве с гриверами только потому, что Томас так сказал. Глупо было так полагаться на почти незнакомого шенка, но ведь это был Томас. Остальных Ньют уверенно посылал в задницу, даже слыша зерно истины в их словах. И только Томас оставался непререкаемой аксиомой.
Под канонаду своих оглушительных невеселых мыслей, парень добрался до поляны почти на самой границе сужающейся вершины. Внимательно оглядев доставшееся им место, он почесал шею и вновь испытал прилив злости.
— Блять! Блять! Блять! — он плюхнулся прямо на жесткую землю, ударившись коленями. Все пошло не по плану. Да и самого плана не было. Он просто хотел уйти, остаться наедине со своей засадой, мешающей ему думать о другом. Разве он так много просил? Всего лишь сдохнуть где-нибудь в одиночестве, найдя самый верный способ все это закончить. Можно было просто прыгнуть со скалы, прямо сейчас, здесь, разбежаться и сигануть с обрыва, выпуская болезненный крик из легких. Можно было лететь вниз, представляя, что страха нет, и боли нет, и никаких сожалений тоже нет. Можно было упасть на дно кровавой кашей, навсегда избавляясь от желания что-то изменить или пойти дальше. Но Томас… Томас сейчас ждет его помощи, и Ньют не сможет отказать ему. Гребаные чувства! Насколько легче было бы стать толстокожим ублюдком, не способным на эмоции.
Как хорошо, что он когда-то заставил себя подумать об этом глубже, думал Томас, сидя на земле и то и дело морщась от накатывающей боли в лодыжке. В погоне за разгадками лабиринта, в погоне за Минхо, вечно опережающим его на десять шагов, в погоне за свободой, Томас чуть не упустил важное. Тот же Минхо и обратил внимание Томаса на Ньюта. Он, шутя сболтнул что-то про взгляд блондина, когда тот в очередной раз на рассвете провожал их в лабиринт, отметив незнакомую заинтересованность в его глазах. Весь день Томас отшучивался, бегая по лучевым проулкам лабиринта и останавливаясь на короткие привалы, но сам то и дело возвращался к мыслям, что болтовня Минхо была шуткой лишь отчасти. У азиата глаз был наметан на проявление чувств кем-либо, а уж когда лучший друг начал подвисать на новичке, он сразу же смекнул в чем дело. Хотя и пытался быть корректным, Минхо стал подталкивать этих идиотов друг к другу, вправляя шутки про Ньюта в мозги уставшего Томаса. Голова лучше воспринимает информацию, если не сосредотачивается на ней, смешно вещал Минхо, украдкой оценивая поведение новичка. А новичок в тот же вечер стал замечать на себе то, о чем говорил куратор бегунов. Взгляд Ньюта скользил по его лицу, когда он говорил и стыдливо нырял к земле, стоило Томасу посмотреть прямо ему в глаза. Ньют был очень сосредоточен на разглядывании пальцев Томаса, когда он в очередной раз метнул в него пристальный взор. Ньют без причины разозлился, когда Томас, словно в шутливой борьбе, обнял его. Ньют искренне рассмеялся его несмешной шутке и закатил глаза, увидев его пляски вокруг костра. Ньют обеспокоенно наблюдал за ним всю ночь и терпеливо выхаживал все следующие три дня лихорадки. Ньют был ему ближе всех, лишь аккуратно трогая горячий лоб ледяными пальцами. Ньют успокаивал его метания, когда Томасу от боли снились кошмары. Ньют просто был рядом, наплевав на Глэйд, пока другие занимались своими обычными делами. Ньют всегда был рядом.