Неожиданно сверху посыпались мелкие камешки, попадая Томасу в темечко и по лбу. Он прикрылся рукой, пытаясь рассмотреть источник каменного водопада, но выглянув из-за ладони, только успел охнуть, когда среднего размера булыжник прилетел ему прямо в лоб. Он дернулся, чтобы избежать удара, но было слишком поздно. Томас повалился на бок, потеряв сознание.
Ньют услышал вдалеке шум грозы и засмотрелся на кривые зигзаги молний, расчерчивающих вечернее небо на изломе горизонта. Там была пустыня и черт знает что еще, но воздух явно вибрировал от жары. Утром им придется спуститься и отправиться в самое пекло, из которого они вышли всего чуть больше месяца назад. Они шли сюда, испытывая тонну надежды. Теперь идут обратно, оставив ее навсегда.
К черту меланхолию. Он теперь каждую секунду преодолевает себя, просто чтобы покорно ждать своей участи. Парень выбрал небольшое углубление в скале наверху. Толстый слой песка мог послужить им амортизацией на время сна, а почти закольцованные стены давали надежду на скудное тепло этой ночью. Оставалось привести сюда Томаса и свалить на ночь куда-нибудь подальше, чтобы не рисковать. Он еще раз обреченно вздохнул и двинулся в обратный путь.
***
Ньют сидел на краю обрыва, что одновременно являлся еще и дополнительным выходом из их временного убежища. Он свесил ноги вниз, с какой-то бесшабашностью качая голыми ступнями над пропастью. Ботинки стояли рядом, раскидав длинные шнурки, словно высушенных червей. Прямо над ним находился козырек импровизированного потолка, преломляя собой лучи заходящего в пустыне солнца. Холодные камни приятно остужали огненную кожу ладоней. В последние дни Ньюту все время было жарко и даже раздеваясь до одного слоя одежды, он все равно чувствовал потребность прикоснуться к чему-то холодному. По обеим сторонам от их логова лежали волнистые ряды соседних скал, переливаясь в закатных лучах словно лоснящиеся бока гигантских коричневых лошадей. От исходящего марева даже могло показаться, что они двигаются, будто уставшие животные пытаются отдышаться после долгого бега. Изредка скалы прерывались, чтобы взметнуться к небу упрямым острым столбом, но не достигнув цели, обламывались и остывали уродливым ржавым обломком. Ледяное плато осталось за их спинами по другую сторону шизанутого леса.
Томас лежал в отключке со вчерашнего вечера, лишь под утро придя в себя на короткое время. Он тихо стонал ночью, пока Ньют в ужасе сидел рядом с ним, стирая засохшую кровь с его лба. Как только он увидел его там, внизу, лежащего без движения, голову пронзила моментальная ярость: как мог этот чертов мир выстроить столько преград на пути двух парней? Почему каждый день происходило нечто, что никак не могло выстроиться в единую цепочку случайностей? Он, кряхтя дотащил его до найденной пещеры, лишь краем сознания отмечая изредка возраставшую силу, и уложил на подстилку из своих вещей. Все равно он не собирался спать, после всего пережитого, адреналин продолжал кипеть в его венах, выжигая даже всемогущую Вспышку. К черту такие приключения.
Где-то вдалеке, на краю оранжевой пластины пустыни, высился старый, почти полностью разрушенный город. Бренда рассказывала о нем. Место, где начинающие сходить с ума шизы находили для себя пристанище среди здоровых, но абсолютно точно двинутых на голову безумцев. Местные (по крайней мере те, кто вообще мог соображать) в шутку называли его Город Порока, имея в виду не злосчастную организацию, а самый настоящий библейский завет. Среди населения там главенствовали банды, опустившиеся наркоманы, шлюхи и сумасшедшая иммунная молодежь, которую не успел отловить ПОРОК, и которая усиленно искала приключений на свои иммунные задницы. Может быть, и Ньюту было уготовано место там. Но не с Томасом.
Он не знал, сколько ему осталось. Сердце продолжало выдавать размеренный стук, разгоняя по организму зараженную кровь. Мозг продолжал впитывать хворь, наполняя его голову воющими мыслями. И только пальцы предательски сдались на милость непрекращающейся дрожи. Пока мог, Ньют поклялся самому себе держать Томаса подальше от неприятностей. Он бы мог уже сейчас сбежать, ужом проскользнуть по гладкой поверхности песка, опаленного горячим солнцем, добраться до города, забыться там, забыть. Накачаться наркотиками, которые предлагались там в обмен на короткие услуги и под утро, как когда-то давно в лабиринте, прыгнуть с самой высокой стены, что смог бы найти в том аду. Какая разница, что от него осталось бы? Ньют твердо решил покончить с собой. Это была единственная возможность оградить других людей от его безумия. Может, эти люди не настолько достойны его самоубийства, но он хотя бы попытается сделать все правильно.
Наверное, в прежние времена здесь было очень красиво. Хотя и сейчас взгляд постоянно выхватывал из неживого пейзажа обрывки бывшей песчаной грации. Но при мысли, что вот тот склон мог быть покрыт пушистой короткой зеленью, а по дну ближайшего ущелья когда-то несся быстрый поток прозрачной ледяной воды, Ньюту становилось тоскливо. Природа почти погибла здесь, оставив выживать лишь грубый камень, да и тот со временем превращался в тонны бесчувственного высушенного песка, который в ярости метал огненный пустынный ветер. Никаких шансов на возрождение.
Солнце почти скрылось за край земли, когда Томас пришел в себя и осторожно озираясь, заметил силуэт Ньюта в светящемся скальном проеме. Он смотрел вдаль, задумчиво разглядывая оранжевые пики. Том мог только догадываться, о чем думает блондин. Слишком много свалилось на него с момента их побега из лабиринта, намного больше, чем на кого-либо из них.
Томас задрожал от холода, пробравшегося сквозь куртку и только потом заметил, что Ньют сидел в одной тонкой футболке. Сейчас, в угасающих лучах, можно было подумать, что парень просто наслаждается художественностью природы, раскинувшейся у его ног, но Том не смог обмануть себя. Он знал, что Ньют запоминает это все, чтобы иметь возможность унести с собой как можно больше.
Он тихо встал, понимая, что Ньют заметил его шуршание и, хромая, подошел к блондину, кутаясь в его куртку. Нога все еще болела, но по крайней мере, он мог на нее наступать. Подойдя вплотную, он выждал пару секунд, как бы проверяя его настроение, но не увидев ни тени движения, аккуратно сел рядом, стараясь не касаться его плеча. Хотелось что-нибудь сказать или спросить, лишь бы растопить это мерзлое молчание, но Томас не стал. Все слова оказались безжалостно устаревшими здесь, в единении с одними лишь мыслями. Он воззрился вперед, пробегая глазами скалы, высохшую долину, оранжевые пески с серой бахромой разрушенного шоссе и вздрогнул, когда Ньют взял его за руку, все так же не смотря на него.
— Есть разница в том, когда ты позволяешь кому-то следить за собой и в том, когда ты этого хочешь. Я всегда старался быть один. Старался никого не подпускать к себе, потому что в мире, где ты не знаешь, проснешься ли на следующий день, нельзя позволить себе быть таким жестоким, чтобы оставить человека, который тебя любит. И я старался не подпускать тебя, даже несмотря на то, что ты для меня дороже всего. И с каждым разом, когда ты оказывался все ближе ко мне, я чувствовал всё большую боль, все большее отчаяние. У нас нет ни единого шанса… грустно, но это правда.