Жалость, эта ядовитая змея, сдавила горло до больной хрипоты, когда в реальности Ньют проснулся от жуткого сна, слизывая соленые слезы с мокрых искусанных губ. Он пытался ухватиться за знания, полученные в забытьи, но они проскальзывали в глубину сознания как по маслу, не оставляя ни малейшего шанса на успех. Он лежал на полу, задыхаясь от рыданий, не в силах остановить поток истерики. Он не хотел успокаиваться, он чувствовал, как навсегда теряет связь с чем-то важным в себе. Ньют не хотел понимать, он только хотел, чтобы эта пустота перестала вытягивать из него силы, которые он копил в себе с таким трудом. Он хотел, чтобы крик перестал резать по ушам, сжигая драгоценный кислород в легких, сжигая его желание вернуть хоть на секунду то чувство покоя рядом с… с кем? Он не помнил, больше не мог вспомнить, почему скулит и бьется затылком об пол, чтобы заменить боль душевную на физическую. Он просто хотел навсегда оставить прошлое в прошлом, потому что ему не нужно было такое время, приносящее с собой столько яркости в его новую монохромную жизнь. Он хотел, чтобы пришла былая ярость, которую он успел обуздать за этот месяц и разметала остатки ощущения потери. Он хотел снова все забыть. Он больше не хотел, чтобы было больно.
***
Томас увидел его через стекло, как только Бренда подвела его к дверям общей столовой. Сразу же зацепился взглядом за знакомый силуэт, а вглядевшись, уже не смог отвести глаз. Странно незнакомый, смеющийся, расслабленный, но определенно все еще его Ньют, стоял к нему спиной, ведя активный разговор с незнакомым парнем. Он жестикулировал, громко смеялся, а когда оборачивался, шутливо закрывал глаза и забавно кривил лицо. Он уверенно смотрел в глаза другим приятелям, видимо, абсолютно довольный ситуацией. Светлые волосы вспыхивали в свете комнатных ламп и все так же зачесывались пальцами на бок. Такой знакомый для Томаса жест.
Брюнет боялся, что самообладание изменит ему. Весь вчерашний день он провел как в тумане, как только девушки объявили ему о переводе в общую секцию. Ночью метался по новой комнате как раненый зверь, норовя пойти искать Ньюта самостоятельно, но в последний момент замирая перед дверью. Что-то каждый раз останавливало его. И этим чем-то был банальный страх. Страх, что он не справится и оплошает, собственными руками погубит единственный шанс все исправить.
В прошлый раз они знакомились, когда ни Ньют, ни Томас не помнили друг друга. Но сейчас Томас помнил. Помнил все до мельчайших деталей, хотя два прошедших месяца отчаянно пытался забыть. Его улыбку, цвет глаз, одуряющую усмешку, теплый акцент. Пытался забыть все слова, что Ньют сказал ему. Весь смех, который они разделили пополам. Всю боль, которая сшила их вместе. Он пытался забыть всю свою прошлую жизнь, потому что сейчас она казалась лишь бледным призраком, желающим уйти на вечный покой. Он хотел отпустить его. Он пытался отпустить. И он даже начал думать, что сможет. И вот он. Стоит спиной к нему, шутит, говорит громче, чем обычно, с улыбкой озирается, почесывает затылок, поворачивается и смотрит прямо ему в глаза.
— Идем? — Бренда тихо тронула Томаса за рукав, заглядывая в глаза, устремленные на высокого парнишку за стеклом. Она боялась давить на него. Парню слишком сложно было держать себя в руках, и, хотя он прекрасно справлялся со своим лицом, тело с лихвой выдавало его. Томас мелко дрожал, щурясь и сжимая кулаки, нервничая перед первой встречей с Ньютом. Нелегко было принять информацию, что он жив, а встретить его, взглянуть, поговорить… Бренда понимала, как много они с Терезой взвалили на Томаса. Но новый Ньют не шел на контакт. Он был дружелюбным, вежливым, иногда даже до бешенства, но не подпускал никого близко. Он стал самым милым парнем в корпусе, но при этом, оставался скуп на искренность и доверие, словно оставался заморожен внутри. Будто оставался на самом деле мертв. Она бы подумала, что он слишком легко воспринял свою амнезию, если бы не видела на видеозаписях, как в первые дни после прихода в себя он бросался на стены, с криком разбивая кулаки о грубые панели. Если бы она могла забыть, как лично до сих пор слышит его вой по ночам, когда он спрашивает новую окружающую реальность о том, кто он.
Томас, наконец, перевел блестящий взгляд на девушку, в котором она увидела лишь немую мольбу и исчезающие прозрачные капли. Он кивнул и первым толкнул дверь, задерживая дыхание.
***
— Новичок? — Ньют тепло взглянул на Бренду и снова внимательно всмотрелся в лицо брюнета. — Привет. Я Ньют.
Томас задохнулся от этой простой фразы, хотя кислород и так давно не мог проложить дорогу к его пылающим в агонии легким. Знакомые светлые радужки, растрепанные волосы, отливающие чистым золотом, глубокий тембр голоса, чуть прикушенная губа, прищуренные веселые глаза, изящная ладонь с длинными тонкими пальцами. Словно призрак из прошлого, что пришел нарушить хрупкий покой Томаса.
Том шумно сглотнул, не отводя взгляда от знакомых глаз, постарался выдать самую милую улыбку, на которую был способен в данный момент и пожал его пальцы, на которых не осталось ни следа от черных полос, которые врезались в память Томаса. Только чистая гладкая кожа, сияющая своей болезненной белизной.
— Привет. Том… Томас.
Имя парня кольнуло где-то в правом углу груди Ньюта. То ли от того, как он произнес это, словно вкладывая в каждый звук надежду, заранее считая ее ложной. То ли пытаясь донести до него что-то важное, больше, чем сам космос, просто выговаривая такие простые пять букв. Ньют медленно склонил голову, прислушиваясь к своим ощущениям. Нет, ничего. Пустые мысли.
— Какими судьбами, Том-Томас? ПОРОК предложил что-то ценное? — в словах Ньюта слышался так любимый Томасом мед.
— Скорее, забрал что-то ценное, — через силу усмехнулся Томас и спрятал предательски дрожащие руки в карманы. Он взглянул на Бренду в поисках поддержки. Казалось, его нервы с громким скрежетом лопались и он был готов оторвать якорь от дна. — Так чем здесь можно занять себя?
— Ох, не знаю… Судя по твоей фигуре, ты любишь спорт. Или, раньше любил. — Неожиданно ответил ему все же Ньют.
— Судя по моей фигуре? — Том не смог сдержаться от изумленного вопроса.
— Ну, она такая… спортивная… была… наверное… — отчего-то Ньют засмущался и растрепал волосы своим любимым жестом. Он посмотрел в сторону и над воротом футболки вспыхнула своей чернотой знакомая татуировка. Лабиринт, который нарисовал сам Томас.
Сейчас в Ньюте не было ни капли прежнего подтекста. Абсолютно открытый, с чистым ясным взглядом и прямолинейными фразами, этот Ньют напрочь сшибал с ног, буквально атакуя своей невинностью. Томас даже решил устыдиться того, как еще несколько недель назад прижимал его к грязному полу заброшенной квартиры, наблюдая, как от напряжения он покусывает собственное запястье.
В голове у этого мальчика, что стоял теперь перед Томасом, не было ни единой подобной мысли. Он просто рассматривал нового знакомого, отчего-то злясь на реакцию своего организма. Он злился, что ему нравится этот парень, вместе со своими невероятными шоколадными глазами, родинками на скулах, ненавязчивым терпким запахом тела и густым голосом. Нравился несмотря на то, что они виделись первый раз в жизни и перекинулись буквально парой фразой. Томас. Ньют попробовал это имя на вкус, и оно разлилось мускатом с ноткой яблока. Весь этот парень будто был оттенен чем-то пряным и уютным. Он определенно нравился Ньюту.