— Я все пытаюсь уложить в голове твой рассказ, Томас. И везде ищу подтверждение твоим словам.
— Я думал, ты категоричен в этом плане, — ошарашено проговорил Том, перехватывая его напряженный взгляд.
— Я еще не решил… — Ньют развернулся к нему лицом, облокотившись на перила, — скажи мне… почему это так важно для тебя? Только не заводи речь про наши отношения, прошу тебя, — добавил он, забавно сморщившись.
— Хорошо. — Том отогнал сожаление о презрительном тоне Ньюта. — Если отбросить в сторону эмоции, то я твой единственный шанс вырваться из лап ПОРОКа и прожить нормальную жизнь. Если ты не поверишь и откажешься идти со мной, все повторится. Весь кошмар, который мы уже успели пройти, пойдет по второму кругу.
— Это действительно было так ужасно? — в голове Ньюта возник образ из его снов: огромная косматая тварь, лязгающая руками-пилами.
— Даже хуже, — Том сочувственно смотрел на него, не в силах ничем помочь. Это была личная внутренняя война блондина, в которой он сражался сам с собой.
Оба пристыженно замолчали. Ньют вглядывался в горизонт, стараясь не дрожать слишком сильно рядом с парнем. Тот, в свою очередь, уже наплевал на дрожь и пару раз открыл рот, чтобы продолжить диалог.
— Ты ведь хотел от меня правды, так почему ты закрываешься? — не выдержал он в итоге.
— Я не знал, что твоя правда окажется для меня такой фантастикой. — Ньют перевел на него взгляд своих песочных глаз.
— Иногда лучше поверить в самую невероятную фантастику, чем заблуждаться в том, что кажется обыденной реальностью.
Тон Томаса показался Ньюту гораздо теплее, чем он мог быть. Это не значило, что он верил ему, но отношение брюнета практически не оставляло сомнений: Ньют был ему дорог. И не только потому что он продолжал возиться с ним, практически физически каждый раз останавливая свою злость. Не потому что еще не плюнул и каждый раз шел за ним, стоило блондину позвать. Что-то во взгляде Томаса, в том, как он ощупывал своими карими глазами его тело, в том, как склонял голову, когда Ньют оказывался рядом, в том, как улыбался, когда думал, что Ньют не видит… В этих мелочах было так много теплоты, которую блондин никак не мог заслужить своим поведением. Он ведь только старался побольнее пихнуть его в сторону, оттолкнуть, принизить. Так в чем же дело? Почему Томас все еще был здесь?
— А наши друзья… они знали о… нас? — ему тяжело было даже думать об этом, но вопрос не желал рассеиваться.
— Все до единого, — без промедления подтвердил его догадки Том.
— И как они относились к этому?
— Ньют, тебя все так любят… — Том, кажется, забылся, — ну и из-за тебя им пришлось терпеть и меня.
Ньют замер, смотря на его улыбку. Прямо сейчас, в этот момент, что-то с громким треском сломалось в нем самом, отчего глаза наполнились больными жгучими слезами, а пальцы, против воли потянулись к Томасу, сжавшись на белоснежной ткани его рукавов. Томас затаил дыхание, закусив губу. Он не решался потянуться навстречу, испугался, что может спугнуть его. Ньют застыл, как дикий лесной олень, расплескав в своих ореховых глазах страх себя самого. Казалось, в ту секунду он был набит сожалениями до отказа, так что они то и дело прорывались изнутри, капали из плотно сжатых губ, лились из намертво склеенных глаз. Том понял, что Ньют принял его и почти принял себя. Почти.
— Ньют, я… — Осторожно начал он и тут же понял, что совершил ошибку.
— Черт, нет, это слишком для меня. — Ньют моргнул, развеивая чары. По его щеке сорвалась горячая слеза и он дернулся от Тома, как от огня. Бросив на него последний умоляющий взгляд, он рванул по лестнице вниз, оглашая коридор своим торопливым отказом. — Я как будто в театре абсурда!
***
Ньют уже несколько часов сидел на полу, ожесточенно рисуя в блокноте, что подарила ему Тереза пару недель назад и страницы которого уже затерлись по краям. Она сказала что-то про значимость его снов, и уже через три дня в блокноте осталась только половина чистых листов. Он рисовал все, что смог вспомнить из своих сновидений. Некоторые сюжеты складывались даже из нескольких ночей, как мозаика, проступая сквозь плотные мутные мысли Ньюта. Огромная поляна с деревянным домиком в углу. Горы, усыпанные горчично-желтым песком. Мчащаяся по пустыне машина. Все это казалось кадрами фантастического фильма, в котором речь велась о борьбе за выживание. Но Ньют не мог быть его героем. Скорее, он был простым наблюдателем, с интересом и ужасом ожидая следующей сцены. Но потом появился этот Томас. Странный, иногда до тошноты навязчивый, порой до жути молчаливый, пугающий… Ньют тянулся к нему. Не понимал и продолжал сближаться, отчего-то подсознательно страшась его внимательного взгляда и подтекста в словах. Томас постоянно говорил что-то такое, отчего Ньют замирал, боясь, что мозг найдет разгадку. Но в Ньюте не было этого желания. Он не хотел разгадок, он хотел спокойствия. Иногда ему хотелось накричать на Томаса, оттолкнуть его, рявкнуть что-то обидное. Ньют испытывал к нему какую-то нерегулируемую тягу и это казалось неправильным. Но иногда на лице Томаса появлялась искренняя душевная улыбка и Ньют скрепя сердце проникался теплом к этому чужаку. Он хотел его узнать. Выведать его тайны, его прошлое, узнать, почему он так странно разглядывает Ньюта якобы-украдкой. Что он увидел в нем такого особенного, что оставалось скрыто для самого Ньюта.
Томас был для него как метеорит. Вроде Ньют успокоился, практически смирился со своей амнезией, выстроил свою империю, где доверял только себе. И тут Томас, как чертов несущийся метеорит, ворвался в это спокойствие и разрушил его одним своим присутствием. Он действительно осветил этот месяц, даже если Ньют тщательно пытался это скрыть. И вот той ночью они буквально столкнулись, когда Томас вывалил на Ньюта псевдо-правду об его псевдо-прошлом. Какие-то интриги, приключения и посреди всего этого «Ньют, мы с тобой пара». В голове вспыхнуло это произнесенное «любовники». Черт, Ньют загорелся румянцем, не зная, как реагировать на это. В смысле, он был с парнем? Физически, он понимал, как это, но эмоционально… Он был здесь пару месяцев и ему даже в голову не пришло посмотреть на кого-то иначе, чем на одушевленный объект, от которого стоит ожидать неприятностей. Но Томас… с ним было по-другому. Помимо недоверия, он вызывал в Ньюте настораживающее чувство интереса. И чего уж скрывать — блондин чертовски хотел снова прикоснуться к нему. Хотел узнать, такая же сладкая на вкус его улыбка, как выглядит или это только обман зрения.
Сейчас под его пальцами расцветал черно-белый портрет брюнета. Ньюту хорошо удавалось передать его сосредоточенный, поднятый к небу, взгляд, плавный профиль, напряженную линию подбородка и шеи, закушенную нижнюю губу. Странно, но Ньют думал именно об этом, когда вспоминал красивое лицо Томаса. И это не радовало его от слова совсем. Гораздо логичнее было бы нарисовать Терезу или, по крайней мере, Томаса в боевом обличии, с сурово сдвинутыми бровями. Но Ньют видел его именно таким — мягким, рассеянным, растерянным.
— Мда, Томас, ты заставил меня охереть…
— Можно? — Тереза заглянула в комнату Ньюта, стукнув пальцами по двери. Он оторвался от своего занятия, а после, словно очнувшись, с непонятным стыдом захлопнул блокнот, пряча его за спину.
— Конечно.
Она вошла и, остановившись перед Ньютом, с легкостью уселась перед ним на пол, будто старая подруга. Как будто сидеть вот так, в его комнате, было привычным делом. Еще с минуту она разглядывала его лицо, пытаясь понять, что же в нем нашел Томас и без чего просто не может существовать. Но дело определенно было не во внешних данных блондинах, однако, Ньют действительно был очень красив. Даже сейчас, с долей смущения и легкой паники на лице, он выглядел как аристократ, чудом попавший в эту реальность.
— Рисуешь? — она все же успела заметить блокнот в его руках. Ньют неуверенно заерзал под ее взглядом. Странно, но сейчас Тереза не выражала никакой агрессии, однако Ньют чувствовал исходящее от нее недовольство.
— Насколько хватает мозгов.
— Да брось! Твои рисунки удивительны. Можно? — еще раз попросила она, на этот раз протягивая руку к блокноту.