Я смутно помню прохождение через контрольно-пропускной пункт, подъем на лифте, и тяжелое приземление на стул. Тонкий снял наручники с моих запястий. Я сразу же сложил руки на столе перед собой и опустил на них голову. Не знаю, сколько я отсутствовал, но когда я пришел в себя, очень суровая, строго-выглядевшая женщина светила маленьким фонариком мне в глаза.
— Нет признаков удара или сотрясения, — констатировала она. — Нормальная реакция. Я думаю, он просто изможден.
Тонкий стоял у двери небольшой комнаты, интерьер которой составляли стол, несколько стульев и длинное зеркало на стене. Рудольф маячил рядом с ним — молодо выглядевший мужчина в костюме, который стоил больше, чем он мог себе позволить, с темными, до безумия аккуратно уложенными волосами и нервным напряжением в плечах.
— Он придуривается, — настаивал Рудольф. — Он пропал из нашего поля зрения не больше чем на несколько минут. Как он мог сам себе загнать до изнеможения за это время, ну? Даже не вспотев? Даже не запыхавшись? Он врет! Я знаю это. Мы не должны были давать ему час для сочинения какой-нибудь истории.
Тонкий глянул на Руди безо всякого выражения на сухощавом, бледном лице. Затем он посмотрел на меня.
— Я полагаю, это делает вас Хорошим Полицейским, — вымученно усмехнулся я.
Тонкий закатил глаза.
— Спасибо, Роз.
Женщина обернула стетоскоп вокруг шеи, посмотрела на меня взглядом, полным неодобрения, и покинула комнату.
Тонкий подошел к столу и сел напротив меня. Рудольф обошел вокруг и стал за мной. Это был простой психологический трюк, но он работал. Присутствие Рудольфа, вне моего поля зрения, было раздражающим и отвлекало внимание.
— Меня зовут Тилли, — сказал Тонкий. — Вы можете звать меня Агент Тилли или Агент или Тилли. Как вам будет более удобно.
— Хорошо, Тонкий, — кивнул я.
Он медленно вдохнул и выдохнул. Затем сказал:
— Почему вы просто не открыли дверь, мистер Дрезден? Так было бы гораздо легче. Для нас всех.
— Я не слышал вас, — устало буркнул я. — Я спал внизу, в подвале.
— Бред собачий, — заявил Рудольф.
Тонкий перевел взгляд с меня на Руди и обратно.
— Спали, неужели?
— У меня очень крепкий сон, — пояснил я. — Держу подушку под одним из столов в лаборатории. Дремлю иногда там внизу. Приятно и свежо.
Тонкий изучающе смотрел на меня в течение минуты. Затем он, четко выговаривая фразы, произнес:
— Нет, вы там не спали. Вас там вовсе не было. Там нет достаточно большого пространства, чтобы скрыть мужчину в этом подвале. Вы были где-то еще.
— Где? — спросил я его. — Я имею в виду, это вовсе не большая квартира. Гостиная, спальня, ванная, подвал. Вы обнаружили меня на полу в подвале, в который имеется только один вход. Где еще, как вы думаете, я был? Вы считаете, я просто материализовался там из воздуха?
Тонкий прищурил глаза. Потом он покачал головой и вздохнул:
— Не знаю. Я наблюдал множество трюков. Видел, как парень однажды заставил исчезнуть Статую Свободы.
Я развел руками.
— Вы считаете, я сделал это при помощи зеркал или чем-то там таким?
— Может быть, — пожал он плечами. — У меня нет хорошего объяснения, как вы внезапно там оказались, Дрезден. А я становлюсь раздражительным, когда у меня нет для чего-то хорошего объяснения. Поэтому я начинаю копать до тех пор, пока что-то не нахожу.
Я усмехнулся ему. Я не смог это сдержать.
— Я спал в своей лаборатории. Проснулся, когда вы парни начали заламывать мне руки. Вы думаете, я вылез из секретного места, так хорошо спрятанного, что никто не нашел его в комнате подвергнувшейся полной зачистке? Или, может быть, я возник из воздуха? Какая из этих историй будет иметь смысл для судьи при рассмотрении гражданского иска, который я подам против Чикагского департамента полиции и Бюро? Ваша или моя?
Выражение лица Тонкого стало кислым.
Рудольф внезапно возник, справа от меня и с треском ударил кулаком по столу.
— Рассказывай нам, почему ты взорвал здание, Дрезден!
Я буквально лопнул от смеха. Я не смог его сдержать. Я был полностью вымотан, но смеялся до тех пор, пока мой живот не начал ходить ходуном.
— Я сожалею, — задыхаясь, выдавил я мгновение спустя. — Я сожалею… Это было именно так… ах-ха-ха! — я покачал головой и попытался взять под контроль свои эмоции.
— Рудольф, — холодно произнес Тонкий. — Убирайся.
— Ты не можешь приказать мне уйти. Я должным образом назначенный представитель Чикагского департамента полиции и член этой оперативной группы.
— Ты — бесполезен, непрофессионален и мешаешь снятию показаний, — сказал Тонкий ровным голосом. Он перевел темные глаза на Рудольфа и повторил, — Проваливай. Отсюда.
У Тонкого был чертовски выразительный взгляд. У некоторых людей он есть. Они просто смотрят на вас, не произнося ни слова, и вы понимаете, что они готовы проявить жестокость и желают это продемонстрировать. Такой взгляд не выражает никакой специфической эмоции, ничего, из того, что можно легко обречь в слова. Тонкий не нуждался ни в каких словах. Он смотрел на Рудольфа с некоей тенью застарелой смерти в глазах и кроме этого ничего не делал.
Рудольф вздрогнул. Он промямлил что-то про подачу жалобы на ФБР и покинул комнату.
Агент Тилли повернулся обратно ко мне. Выражение его лица на какое-то мгновенье смягчилось, на нем промелькнуло нечто, похожее на улыбку, и он спросил:
— Ты сделал это?
Я на секунду встретился с ним взглядом.
— Нет.
Тилли прикусил губу, несколько раз кивнул головой и сказал:
— Хорошо.
Я удивленно приподнял брови.
— Все так просто?
— Я знаю, когда люди лгут, — ответил он спокойно.
— Именно поэтому — это опрос, а не допрос?
— Это — опрос, потому что Рудольф заврался, когда науськивал на тебя моего босса, — скривившись, произнес Тилли. — Теперь я увидел тебя сам. И ты не подходишь под профиль подрывника.
— Почему не подхожу?
— Твоя квартира это одна большая груда неорганизованного беспорядка. У неорганизованных изготовителей бомб небольшие надежды на продолжительную жизнь. Мой ход. Почему кто-то пытается впутать тебя в это дело с офисным зданием?
— Политика, думаю, — я откинулся на спинку стула. — Кэррин Мёрфи отщипнула немного денег, разрушив некоторые их теневые планы. Денег предназначенных для политиков. Я некий побочный результат этого, потому что она — та, кто нанимала меня как консультанта относительно этих дел.
— Грёбаное Чикаго, — сказал Тилли, с настоящим презрением в голосе. — Правительство в полном составе насквозь коррумпировано.
— Аминь, — закончил я.
— Я прочел твоё досье. Говорят, ты заглядывал в наш офис прежде. Говорят, четыре агента исчезло несколько дней спустя, — он скривил губы. — Тебя подозревали в похищении, убийстве, и по крайне мере в двух случаях поджога, один из которых был общественным зданием.
— Это не была моя вина, — буркнул я. — Это здание — случайность.
— Ты живешь интересной жизнью, Дрезден.
— Не совсем. Просто бурные выходные время от времени.
— Наоборот, — внимательно глядя на меня, произнес Тилли. — Я очень заинтересовался тобой.
Я вздохнул.
— Приятель. Не стоит.
Тилли нахмурился, обдумывая это, слабая тонкая линия появилась между его бровей.
— Ты знаешь, кто взорвал твоё офисное здание?
— Нет.
Выражение лица Тилли застыло, словно высеченное из камня.
— Ложь.
— Если я скажу тебе, — помолчав, заявил я, — ты мне просто не поверишь и решишь упрятать меня куда-нибудь в психушку. Так что — нет. Я не знаю, кто взорвал здание.
Он задумчиво кивнул головой и сказал официальным тоном: