— Что-то сегодня не видно нашего воробышка, — вдруг оживилась монахиня.
— Как ты думаешь, Джо, верно, лапка у него подживает понемногу?
— Да, сестра. Да-да.
Они приближались к школе, и хотя сестра без умолку говорила о воробышке и цветах и облаках, Джо перестал отвечать ей.
Лес позади школы казался тихим, без признаков жизни.
А потом, в двух шагах от рощицы, Джо увидел голого по пояс, крупного, шоколадного цвета мужчину, с пистолетом на боку. Мужчина отпил из фляги, вытер губы тыльной стороной ладони, окинул мир с улыбочкой, выражавшей царственное презрение, и вновь скрылся в сумраке леса.
— Сестра! — задохнулся Джо. — Мой отец… я видел сейчас моего отца!
— Нет, Джо. Этого не может быть.
— Он там, в лесу. Я видел. Сестра, я хочу к нему, туда…
— Это не твой отец, Джо. Он не знает тебя. Он не захочет тебя видеть.
— Но ведь он совсем такой, как я!
— Тебе туда нельзя, Джо. И не стой тут! — она взяла его за руку и потянула прочь. — Нехорошо так упрямиться, Джо!
Джо молча подчинился. Всю оставшуюся дорогу — а домой они шли кружным путем, в обход школы — он не сказал ни слова. Кроме самого Джо, никто не видел его замечательного отца, и ему не поверили.
Во время вечерней молитвы он вдруг разрыдался.
А в десять часов младшая из монахинь увидела, что его кровать пуста.
В лесу, под огромной растянутой сетью, подшитой лоскутами, зарывшись лафетом в землю и нацелясь стволом в ночное небо, чернело и поблескивало смазкой артиллерийское орудие. Грузовики и прочее оснащение батареи были скрыты за горой.
Пока солдаты, неразличимые в темноте, окапывались вокруг орудия, Джо всматривался туда сквозь редкий частокол кустарника и прислушивался, дрожа всем телом. То, что он слышал, казалось ему тарабарщиной.
— На кой нам, сержант, окапываться, когда утром так и так сниматься с места? Это ж маневры… Чем рвать пупок, лучше б для вида поискали в окрестностях подходящее место…
— Как знать, дружище, может, этой ночью нам как раз и есть смысл окопаться, — говорил сержант. — Так что давай, не спи на ходу. Слышишь?
Сержант вышел на освещенный луной пятачок: руки в бедра, широченные плечи откинуты назад, — император да и только. Джо узнал в нем мужчину, которым давеча залюбовался. Сержант не без удовольствия послушал, как вгрызаются в землю лопаты, а затем, к ужасу Джо, направился прямиком к его укрытию.
Джо сидел не шелохнувшись, пока башмак не ткнулся ему в бок.
— Ой!
— Кто здесь?
Сержант подхватил Джо и поставил его, как воткнул, на ноги.
— Мать честная, ты что здесь делаешь, малыш? Сбежал? А ну марш домой! Тут тебе не детская площадка.
Он посветил фонариком в лицо Джо.
— Что за чертовщина! — пробормотал он. — Откуда ты взялся?
Он подержал Джо на расстоянии вытянутой руки и легонько встряхнул его, как тряпичную куклу.
— Ты как сюда попал, малыш? Вплавь?
Джо, заикаясь, ответил по-немецки, что искал своего отца.
— Так как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь? Где твоя мама?
— Что вы там нашли, сержант? — послышался голос из темноты.
— Сам не пойму, что это за диковина, — отозвался сержант. — Лопочет, что твой фриц, и одет, как фриц, но вы гляньте на него…
И вот уже Джо окружен десятком людей, которые обращаются к нему сначала громко, потом тише, словно считая, что от этого их слова станут понятнее.
Сколько Джо ни объяснял, почему он здесь, они только со смехом пожимали плечами.
— Где он выучился немецкому, хотел бы я знать?
— У тебя есть папа, малыш?
— А мама есть?
— Шпрехен зи дойч? Гляньте, кивает! Ясно дело, говорит.
— Слушай, капрал, ты же шпрехаешь как Бог. Спросика его еще чего-нибудь.
— Сходите за лейтенантом, — сказал сержант. — Он поговорит с мальчиком и разберется, что тот хочет сказать. Смотрите, как он дрожит! Душа в пятки ушла. Ну что ты; малыш, не бойся, ну…
Он обнял Джо своими ручищами.
— Ну, успокойся. Все будет олл-л-л райт. Гляди, что у меня есть. Мать честная, да он, по-моему, ни разу в жизни шоколада не видел. А ну-ка попробуй. Да не укусит он тебя.
Джо, надежно укрывшийся в бастионе из мускулов от блестевших со всех сторон глаз, надкусил шоколадную плитку. Сначала его розоватые губы, а затем и все его существо погрузилось в теплую, бесконечно сладостную волну, и он весь просиял.
— Улыбается!
— Гляди-ка, прямо светится!
— Да он словно в рай попал. Ей-богу!
— Перемещенные лица, — сказал сержант, прижимая к себе Джо. — Ах ты, бедняга. Вот уж перемещенный так перемещенный. Ну и жизнь, все пошло кувырком и наперекосяк.
— На, малыш. Вот тебе еще шоколадка.
— Не надо больше. Хочешь, чтоб его стошнило? — возмутился сержант.
— Что вы, сержант! Зачем, чтоб стошнило? Нет-нет, сэр.
— Что тут происходит?
Вслед за блуждающим лучом фонарика к группе приближался лейтенант, изящный негр небольшого роста.
— Да вот, лейтенант, мальчик, — сказал сержант. — Забрел на батарею. Прополз, должно быть, мимо часовых.
— Ну так отправьте его домой, сержант.
— Да, сэр. Я и хотел, — сержант откашлялся. — Только странно как-то… ведь мальчишка-то…
Он разомкнул руки, чтобы свет упал на лицо Джо. Лейтенант хмыкнул, не веря своим глазам, и присел рядом на корточки.
— Откуда ты здесь взялся?
— Лейтенант, он говорит только по-немецки, — сказал сержант.
— Где твой дом? — спросил лейтенант по-немецки.
— Далеко-далеко, туда плыть и плыть, — сказал Джо.
— Откуда ты взялся?
— Меня создал Бог, — ответил Джо.
— Этот мальчик станет адвокатом, когда вырастет, — сказал лейтенант по-английски.
— Послушай, — обратился он к Джо, — как тебя зовут? И где твои родные?
— Я Джо Луис, — сказал Джо. — А мои родные — вы. Я убежал из приюта и буду жить с вами.
Лейтенант встал и, качая головой, перевел то, что сказал Джо.