— Там форма твоя уже высохла, наверно. Сейчас принесу.
Степан спустил в подпол последний казан, вымыл руки.
— И вправду высохла!
— Спасибо, — он принял из рук Нюры свою одежду.
Солнце палило немилосердно, лужи исчезали прямо на глазах. Словно и не было его, сумасшедшего тропического ливня. Они шли по деревне, взявшись за руки. Причем Нюра напустила на себя такой серьезный, «взрослый» вид, что сразу же становилось понятно: идет не какая-то там пигалица, а женщина вполне серьезная, едва ли не мужнина жена. Со встречными она здоровалась степенно, важно и, что самое интересное, они ей отвечали тем же. Бросали заинтересованные взгляды на Степана, оценивали и, похоже, далеко не в худшую сторону. О вчерашнем, «яблочном» инциденте, никто не напоминал.
Дом кузнеца стоял прямо посреди деревни. Основательный, почти вдвое больше дома Нюры. К правому боку его прилепилась приличных размеров пристройка, из трубы которой, несмотря на жару, валили плотные клубы дыма. «Кузня» — догадался Степан и оказался совершенно прав. Нюра протащила его за калитку и повела прямиком к кузне, мимо многочисленной ребятни — повизгивающей, бегающей взад-вперед, а то и путающейся под ногами. Дверь в пристройку была распахнута, а в глубине ее суетился громадных размеров детина с оголенным торсом.
— Дядя Гена, а я вам заказчика привела!
— Ишь ты! — кузнец оторвался от перекладывания каких-то металлических чушек и с улыбкой на черном от копоти лице направился к ним.
— Здорово, бандитка!
— И никакая я вам не бандитка! — тут же умудрилась обидеться Нюра.
— Ладно-ладно, — он шутливо поднял кверху руки, а затем, подойдя поближе, протянул одну из них Степану для рукопожатия. — Вильгельм, — представился детина и, поймав удивленный взгляд последнего, пояснил: — многие Геной кличут, да мне то оно все едино!
— Степан, — ладонь у кузнеца оказалась крепкая, мозолистая.
— Так что там у тебя?
— Да шашку хочу себе. Адыгейскую.
Кузнец от такого заявления потерял дар речи. Его черные кустистые брови сошлись на переносице:
— Это что еще за диво такое?
Степан, как мог, объяснил. Видел: не поняли они друг друга. Тогда попросил лист бумаги и нарисовал, обозначив размер лезвия, длину рукояти, а также и толщину самого клинка. Обратил внимание на глаза кузнеца — с каждой минутой они разгорались все сильнее и сильнее в предвкушении новой, а оттого и вдесятеро более интересной работы. Несомненно, творческим человеком был кузнец. Даром, что черты лица словно вытесаны из камня. Ну да разве же это показатель?
Долго договаривались о сроках. Степану клинок нужен был позарез — очень уж хотелось испытать его в первом бою. Наконец сошлись на шести днях.
— Сколько я вам буду должен? — задал он самый щекотливый для себя вопрос.
— За материал — триста рублей. Да плюс работа. Сколько за работу — сам не знаю пока. Покумекать надо.
— Понятно, — уныло произнес Степан. У него-то на счету всего где-то около двухсот пятидесяти оставалось.
— Что, не хватает?
— Нет. Новый я человек в этом мире.
— Ничего, наживешь еще! — кузнец добродушно улыбнулся. Давай сколько есть, а там уж вернешь со временем понемногу. А что не из нашенских ты — так это я сразу понял.
— Возьмите.
Аусвайс Степана перекочевал сначала в ладонь Вильгельма, а затем в компактный настольный терминал, который имел любой уважающий себя подданный Империи.
— Негусто конечно.
— Я доплачу, — вклинилась в их разговор Нюра.
Кузнец даже оторопел поначалу, а затем коршуном набросился на девушку:
— Это с каких таких гвоздей ты собралась за него доплачивать? А может он проходимец какой? Да и вообще, раньше в приступах меценатства ты вроде бы как замечена не была!
Нюра стремительно побледнела, а затем, справившись с волнением, тихо прошептала:
— Так люб же он мне, дядя Гена.
Вильгельм посмотрел на Степана очень внимательно. Было в этом взгляде все: опасение, злоба, грусть, неясная ревность… Многое, очень многое выражал сейчас взгляд кузнеца!
— В общем так, — после недолгой паузы произнес он медленно, с расстановкой. — Я хочу чтобы ты знал, залетный. Знал — и был предупрежден, — голос его зазвучал глухо, словно из бочки. — Нюра для меня — что дочь родная. И если ты обидишь ее, вольно или невольно, клянусь, что где бы ты ни был, в какую бы щель не забился — достану я тебя отовсюду. А когда достану — с живого сдеру шкуру и сделаю из нее вот такие меха, — он махнул рукой куда-то в сторону. — Я ведь не только кузнечных дел мастер, но еще и кожевенник неплохой.