— Так, — решительно, но всё еще без резких движений, я стала собирать в большую холщовую сумку свои принадлежности, — пойду я. Пока еще что-нибудь о себе нового не узнала. — И уже кронцессу:
— Я по-прежнему вынуждена пользоваться твоим радушием, но в ближайшее время надо что-то менять. Скрываться в твоих покоях до коронации я не хочу.
— Я обязательно что-нибудь придумаю, — пообещал Себастьян, судя по его виду он до конца так и не поверил в то, что Алекс не в себе. Да, чего уж там, и мне (несмотря на болезненный удар) всё еще казалось, что герцог потеплеет лицом и засмеется над нами, издеваясь над нашей реакцией, но увы. Уверена это заблуждение вскоре отступит, под натиском неопровержимых доказательств.
Тем временем, Рейдж, судя по всему, вспомнив свои первые деньки в МагКонтроле исследовал место «преступления». Котел, деревянный черпак, разбитую чашечку для пунша с остатками парализующего зелья, капли, припорошенной пеплом, крови на полу, потухшая спиртовка и конечно же треснутый алтарь, всё еще ледяной, — ничто не укрылось от его глаз.
— Я не могу отпустить вас.
— Меня? — искренне изумился Себ. — Ты забываешься.
— Не вас, Ваше Высочество. Её, — указательный палец уперся мне меж лопаток. — До выяснения обстоятельств.
— Нет. — Отрезал кронцесс, выпятив красиво очерченную челюсть. Сверкая узкими прорезями зрачков. Ярко-синие, почти фиолетовые глаза, сейчас они посветлели, стали прозрачно-белыми, и по правде говоря, смотрелось это жутко.
— Боюсь здесь у вас нет полномочий, Ваше Высочество, — не остался в долгу Рейдж, скалясь бритвенно-острыми клыками. — Несси, не сопротивляйтесь.
Я с удовольствием полюбовалась бы как матерые оборотни выясняют чьи тестикулы сделаны из более прочного сплава, но я демонски устала, да и закрытое, охраняемое пространство застенок МагКонтроля сейчас мне казалось куда как более привлекательным, нежели гостевое крыло Розового Дворца. По правде говоря, каждую секунду, (несмотря на потрясающую щедрость и гостеприимство Себастьяна) я боялась, что с торжествующим воплем «попалась» в покои вот-вот ворвется Вильям, и это бесконечное ожидание — ужасно нервировало.
— Я пойду, — подняв руки, я сжала ладони Себастяна, осторожно вложив в них дрогона. Слава Небу Рейдж не заметил, как нехотя Хранитель покинул мои ладони. — Пойду. — Кивнула еще раз, успокаивая этим жестом Себастьяна. — Зато ты точно будешь знать, где я.
— Но… — я лишь устало помотала головой. — Ладно.
И в этой уступке было больше от зрелого и мудрого дракона, чем от порывистого мальчишки, коим его принято считать.
Красота.
Каменный мешок три на три метра, крошечное, зарешеченное оконце под самым потолком и ароматное отхожее место в правом углу, и никакой приватности или возможности отдохнуть. Как пояснил тюремщик, сидеть или лежать на узкой, дощатой лежанке, покрытой протертым до дыр одеялом можно лишь после отбоя.
Облицовочный камень для камер добывался там же, где пролегало биторьевое месторождение. Содержание вредного металла было незначительным для того, чтобы принести серьезный вред, но длительное нахождение в этих застенках лишало сил. И магических, и физических — даже спустя несколько часов беспокойного сна на жестких нарах единственное чего мне хотелось — это снова спать.
Я вяло ковыряла ложкой слипшуюся в огромный комок кашу, делая вид, что поглощаю отраву. За неимением кольца-детектора пришлось зачаровать пуговицу. Та сразу нагрелась в ладони показывая наличие если не яда, то какого-то мощного седатива однозначно. От того я лишь притворялась, что ем, а улучив момент избавилась от содержимого тарелки и чашки, благо проточной воды было вдоволь.
Когда я возвращала грязную посуду, заметила, что рядом с решеткой мне гораздо легче дышится, а вытянув руки, пока надзиратель обходил все камеры, слегка пополнила резерв. Каждый раз, когда тюремщик отходил достаточно далеко я вытягивала то руку, то ногу, дабы бы немного компенсировать бесконечную трату сил. Меня всё время морозило, а прохудившееся одеяло, в которое я обернулась не спасало, и когда утром заломило виски, запершило в горле и стало хлюпать в носу удивлена я не была.
Второй день прошёл так же, как и первый — никак.
Надзиратель сменился, еда была сносной (без мощной дозы успокоительного) и горячей, он принес мне второе одеяло, но попросил вернуть его утром, зубную щетку и порошок, расческу и даже пару газет, чтобы я могла занять себя хоть чем-нибудь кроме бесконечно угнетающих мыслей, роящихся в беспорядочным строем в моей голове.
Заголовки пестрели кровавыми подробностями очередного преступления, журналисты нагнетали обстановку, поносѝли бездействующие власти, строили невероятные гипотезы и подогревали великолепно разгорающийся и без них костер паники. За последние несколько дней убийца (или убийцы) проявил себя трижды, перебравшись из беднейших кварталов в зажиточные дома и обратно, оставляя за собой дорогу из выпотрошенных тел, эмонаций смерти, странных знаков и страха.
И хотя газетенка имела явно желтый окрас, статьи изобиловали чрезчур подробными деталями, а значит работал не только журналист, но и осведомитель приближенный к Рейджу или кому-то в МагКонтроле.
В светской хронике, как обычно не называя имен, муссировалась тема скоропостижного союза некого герцога С. и его еще более скоропостижное вдовство. Выдвигались самые скандальные предположения и о причине смерти новоявленной герцогини начиная ревностью и заканчивая попыткой добраться до влиятельного вельможи, так же выдвигалась невероятная версия происков врагов и подробный анализ поведения самого С. в последнее время.
На третий день я с нетерпением ждала полуденного выстрела пушки. По закону, предъявить мне обвинения в чем-либо должны были в течение трех суток (которые вот-вот должны были закончится), и до сих пор ни один дознаватель не посетил моей камеры. Но увы. За десять минут до окончания установленного законом срока вошли двое.
Первый невысокого роста с редкими усиками и бесцветными глазами производил настолько отталкивающее впечатление, что я старалась на него не смотреть, уделив всё своё внимание второму. Толстячок, даже пониже первого, выглядел комично не только из-за своего благодушного вида, что в застенках МагКонтроля смотрелось довольно дико, но и от того, что был одет вычурно и аляповато. Кричащие цвета его лазурного камзола, канареечного жилета с трудом, застегивающегося на три золотые пуговицы и темно-лиловых, начищенных до блеска и сверкающих алмазными пряжками туфель, буквально слепили мои глаза, привыкшие к серому убожеству окружающей обстановки
Мне зачитали обвинения, нудно, монотонно, вгоняя в сон, а затем перечислили неопровержимые доказательства моей вины, что были найдены при обыске в лавке. Кажется, в самом начале, они решили свалить на меня все то, что происходит при участии попавших в сети аранеа. Но я уже три дня в камере, а убийства продолжились, так что им срочно пришлось возвращаться к последствиям единичного ритуала.
Вторым вопросы стал задавать толстяк, и когда он заговорил, я простила ему все: и то, что он прочел мне на коленке сфабрикованное обвинение, и то, что его одежда была словно он барон-чавела*. Его низкий, глубокий, с легкой хрипотцой голос очаровывал и манил, а устав от бесконечной тишины, а еще хуже горестных всхлипов и хрипящих проклятий раздающихся из камер по соседству, я воспринимала его тенор как музыку, полностью абстрагируясь от слов.
— Несси Орсини, вы согласны с обвинением? — вклинился в краткий момент тишины усатый.
— Безусловно нет, невиновна. — Службист мерзко осклабился и подытожил:
— В таком случае проследуйте за мной. — Мне надели обычные наручники, и пусть они не тянули из меня силу, но прочно сковывали руки, мешая колдовать. Запястья сразу закололо, неприятно стягивая едва зажившую кожу, словно мне нужно было еще одно напоминание о том, что в итоге привело меня сюда.