— Ребята, не шалить. Я буду дома через два часа. Если захотите есть — еда на кухне, возьмёте сами.
— С огнём не играть, в розетки ничего не совать, — заканчивает Ваня. — Я знаю.
— Умница, — говорю я.
Зачем мне айкидо? Во-первых, любая борьба укрепляет тело и дух, а во-вторых, она небесполезна и для того, чтобы постоять за себя и за близких. Может, это и не понадобится, и слава Богу, если не понадобится, но владение приёмами я считаю нелишним.
Я звоню домой из машины.
— Ваня, я уже возвращаюсь. Если вы нашалили, торопитесь наводить порядок.
— Мы не шалили, — отвечает мой сын. — Мы смотрим телевизор. И папа уже дома, ужинает.
— Прекрасно, — говорю я. — Я скоро буду.
Чудесный, жаркий летний вечер, полный расплавленного золота косых солнечных лучей. Я дышу полной грудью, я вижу небо и солнце, я ступаю по траве, и это прекрасно. Прощай, синдром Кларка — Райнера, ты в прошлом.
Они сидят втроём на диване и смотрят телевизор: отец посередине, дети по бокам. Я захожу.
— Привет, а вот и я.
Дети уже видели мою стрижку, а Эдик видит в первый раз. Он смотрит на меня в молчаливом потрясении, и у него такое лицо, что я не могу удержаться от смеха.
— Что ты на меня так уставился? Ну да, я подстриглась. Мне так удобнее.
На вечер у меня запланирована стирка, вещи уже приготовлены и лежат в корзине. Я кладу их в стиральную машину, сыплю порошок и смягчитель, лью кондиционер. Пока я вожусь с машиной, Эдик стоит в дверях ванной и смотрит на меня. Я не выдерживаю.
— Ну, что?
Он говорит:
— Перед тем как стричься, надо было спросить меня.
— Эдик, ну, не делай из этого трагедию, — смеюсь я. — Что тут такого? Длинные волосы мне мешают, кроме того, ты не представляешь, сколько с ними возни! Сколько на них уходит шампуня, ополаскивателя и времени!
— А может, мне как раз нравились твои длинные волосы? — говорит Эдик. — А ты их взяла и остригла, не спросив меня.
— Эдик, ну, прости. — Я включаю программу стирки, обнимаю Эдика за шею и тянусь к нему губами. — Не расстраивайся так.
Я целую его, но он не очень реагирует. Спрашивает:
— И зачем ты выкрасилась в этот цвет?
— А что тебе не нравится? По-моему, хороший, естественный цвет. Это же мой цвет, Эдик!
Он смотрит на мои волосы, как на что-то странное и незнакомое.
— Вроде бы твой. И как будто больше не твой.
— Эдик. — Я закрываю дверь ванной на задвижку, берусь за его ремень. — Ну, накажи меня. Пусть наказание будет суровым.
У него вздрагивают ноздри.
Раньше у нас это было размеренно и неторопливо, слегка лениво и только в постели. Теперь Эдику нравится заниматься этим в других местах: в гараже, в машине, в подвале, на чердаке и даже в гостинице. Сейчас — в ванной, стоя сзади меня. Недолго, но жёстко и яростно, рядом с работающей стиральной машиной.
Потом я ему рассказываю:
— Представляешь, сегодняшний визит в парикмахерскую обошёлся мне даром. Я ничего не платила.
— Это как? — удивляется он.
— Они купили мои волосы. Думаю, из них получится неплохой парик или шиньон.
Эдик качает головой:
— Ну, ты даёшь…
Потом я гоню детей мыться. Ваня моется сам — быстро принимает душ, а для Маши я набираю ванну с пышной пеной: она любит долго нежиться и играть в воде. Она играет со своей Барби-русалкой, крокодильчиком, утятами, делает из пены сугробы, пока вода почти совсем не остывает.
Потом я сушу и расчёсываю ей волосы.
— Какая ты у меня красавица, Машенька.
Она не разговаривает со мной, и это очень печально и больно. Но я не теряю надежды, что когда-нибудь всё-таки достучусь до её сердечка и верну её любовь. Прошло ещё слишком мало времени, поэтому ей, да и вообще нам всем нужно привыкнуть.
Перед сном я читаю. Чтобы не мешать светом Эдику, я устраиваюсь с книгой в гостиной. Я так увлекаюсь, что забываю о времени и читаю, пока не приходит заспанный Эдик.
— Ты знаешь, сколько времени? — говорит он.
— Нет, а сколько?
— Уже час. Иди спать.
Я говорю:
— Сейчас, уже иду. Только дочитаю вот эту страничку.
Он подходит, заглядывает на обложку.
— Очередной роман про любовь? Кто тут кого подло обманывает?
— Нет, — отвечаю я. — Это философское произведение. Точнее, философско-историческое.
— Ух ты, куда тебя занесло-то, — усмехается Эдик.