— Минуточку, — возразила матушка мистера Тэннера и вдруг извлекла из воздуха маленький стеклянный шарик. — Или ты не хочешь увидеть, чем для тебя все обернется? Будет ли все хорошо или завтра утром она тебя встретит словами: "С первым апреля, это была только шутка"?
— Если уж на то пошло, — отозвался Пол, — не хочу. Гоблинша рассмеялась:
— Боишься?
Он покачал головой:
— Не особенно. Просто в нее я верю чуть больше, чем в тебя, вот и все.
Ей это не понравилось.
— Обидно, — сказала она, — но ты все равно узнаешь. И надеюсь, она... О! — Матушка мистера Тэннера положила стеклянный шар на стол. — Вот черт!
Тут любопытство взяло верх, и Пол осторожно заглянул в шар. А потом отскочил, схватил со спинки дивана чистую рубашку и набросил на магический предмет.
— Опять настроение портишь, — свирепо усмехнулась матушка мистера Тэннера. — А мне так понравилось.
— Ты просто отвратительна.
— И этим горжусь. — Она попыталась стянуть с шара рубашку, Пол схватил ее за руку. — Одно про тебя можно сказать, — добавила она, — ты быстро учишься. Не уверена, стала бы я сама пытаться такое проделать.
— Проваливай, — проворчал Пол.
— А на мой взгляд, выглядело довольно остроумно. Впрочем, после спина будет болеть.
— Вон!
— Ладно-ладно, — вздохнула матушка мистера Тэннера, вставая и убирая стеклянный шар в сумочку. — Ты победил, во всяком случае — пока. У меня терпения хоть отбавляй, — добавила она. — Могу и подождать. В конце концов, сам знаешь, я свое получу. Обычно я, что хочу, получаю.
— Не на сей раз, — покачал головой Пол.
— Поживем — увидим. — Снова все та же ухмылка. — И господи помилуй, развеселись немного, а? Похоже, ты все-таки получишь свой хеппи-энд.
— Да, — твердо ответил Пол.
— Если это можно так назвать, — добавила матушка мистера Тэннера. — Потому что ты ведь сам знаешь, что случится, правда? Лет через десять-пятнадцать, а может, и двадцать ты вспомнишь этот день и пожалеешь, что у тебя не хватило к черту здравого смысла. Так и вижу тебя тогда, для этого даже хрустального шара не нужно: вот он, ты, с отвислым животом и лысиной, вот она — обмякла, пошла морщинами, вот вы двое — пререкаетесь из-за денег или детей, или из-за того, что нужно ехать к ее маме, а у тебя полно работы, которую ты принес домой. Двадцать лет такой жизни? За вооруженное ограбление меньше дадут, да еще скостят за примерное поведение. Получай свой хеппи-энд, золотце. Ты его заслужил.
Пол подумал над ее словами, а потом схватил гоблиншу за шиворот и потащил к двери.
— Правда? — спросил он и счастливо улыбнулся. — Спасибо! — И вышвырнул ее за порог.
— Только одно, — сказал Пол.
Это случилось четыре дня спустя, и Софи все еще не передумала. Шло их первое воскресенье вместе, которое оказалось совсем не таким, как он его себе представлял. Другим, но лучше. Правда, была одна малость.
— В чем дело? — спросила Софи.
Он помешкал. Ему, в сущности, не надо задавать этот вопрос; скорее всего будет лучше, если он помолчит. Собственно говоря, ему и знать этого не нужно, и сам факт вопроса станет предательством. Любой, у кого есть хотя бы унция мозгов и такта чуть больше, чем у бомбы, просто об этом забыл бы или хотя бы промолчал. Но...
— Тот, как же его звали... — начал Пол. — Шаз, художник-керамист. Что у вас случилось?
Софи только молча посмотрела на него.
— Ладно, не надо, — быстро проговорил он. — Мне не следовало спрашивать.
— Нет, — возразила она, — все в порядке. Просто мне немного стыдно, вот и все. Понимаешь... ну, помнишь стол в конференц-зале, тот, который показывает истинную сущность вещей?
Пол кивнул:
— Мистер Червеубивец назвал его бесоотражающим зеркалом.
— Вот именно. Ну, это не обязательно должно быть зеркало или стол. — Ее брови сошлись к переносице. — Судя по всему, того же эффекта можно достичь с самой обычной фольгой.
Вид у Пола сделался озадаченный.
— Фольгой?
— Нуда, сам знаешь. Той, в которой готовят рождественскую индейку. Вот только, — продолжала она, стараясь не встречаться с ним взглядом, — кто-то залез в автобус Шаза и приклеил лист к потолку, прямо над кроватью.
Мгновение Пол не мог понять что к чему. Потом у него вырвалось: — О! — Да.
— Бесоотражающая фольга? Софи нахмурилась.
— Сработала в точности, как столешница. Позже, когда пришел в себя после того, как я врезала ему по голове сковородкой, он рассказал мне, кто он на самом деле.
Пол ничего не спросил, и после долгой паузы она продолжила:
— Я не совсем уверена, как там обстоят дела, но, кажется, он двоюродный кузен мистера Тэннера. Как бы там ни было, его настоящее имя Джордж, и он решил, что... что это матушка мистера Тэннера его на меня натравила, чтобы нас тобой поссорить и она сама могла до тебя добраться... А сам он ничего подобного бы не сделал. Но...
— Кузен мистера Тэннера. Ты хочешь сказать, гоб... — Да.
— О! — На мгновение Пол вспомнил переносную дверь: стремительная вылазка в ближайшее прошлое, скажем, за пять секунд до того, как он задал свой дурацкий вопрос, который все это вызвал. Но решил, что лучше не надо. Это будет обман, а с враньем он покончил. — Хм, — сказал он, — а ты знаешь, кто наклеил туда фольгу?
Она покачала головой:
— Точно не знаю. Но мне почему-то не верится в такие совпадения, ведь она была прикреплена скрепками, а не клеем или скотчем.
— Верно, — задумчиво протянул Пол. — Но послушай, если он не был бы г... кузеном мистера Тэннера... я хочу сказать, а ты предпочла его мне, то все нормально. Ведь в конце концов все образовалось. Но я не могу не спрашивать себя: ты это зелье пила? Случайно или намеренно, ты пила его до того, как подлила мне его в поезде в чай? Только я точно помню, как покупал в пабе шампанское, чтобы долить в него зелья и чтобы та гадкая тетка влюбилась бы в актера, в Эшфорда Клента. И точно помню, что нам дали два бокала, а зелье я подлил в один, а потом ты сказала, что тебе очень надо выпить, потому что нервы у тебя на пределе. И я точно помню, что мне пришло в голову сказать тебе, что один стакан я отравил, чтобы ты не подмешала чего-нибудь и в другой, но я не совсем уверен, действительно ли тебя предупредил, и...
— Пол!
— Да?
Софи смотрела на него с таким выражением, которое иногда можно увидеть на лице крупного, но исполненного сочувствия десантника, когда в общественном питейном заведении щуплый престарелый пьяница сообщает ему, что пурпурные беретики носят только придурки.
— Ты правда хочешь, чтобы я тебе сказала? Пол на минуту задумался.
— Да.
— Правда-правда?
— Да.
— О!
И тогда она ему рассказала, а после посмотрела на него снова и спросила:
— Ты мне веришь?
Над этим Пол тоже немного подумал, потом отвел взгляд. — Да.
— Отлично. — Софи сложила руки на груди. — Я была права, так? Ты на самом деле совсем не хотел этого слышать.
— Да.
Она кивнула.
— Я тебя предупреждала.
— Да, предупреждала. Я думал, мне хочется знать. — Он пожал плечами. — Мне пришло в голову, — сказал он, — что если меня только не изберут премьер-министром, или если я не убью Папу Римского, или еще что-нибудь, злейшим себе врагом всегда буду я сам. Чего еще ожидать от дурака, а?
— Вероятно, ты прав. — Она нахмурилась, потом мрачная улыбка понемногу сменилась ухмылкой. — Готова поспорить, ты жалеешь, что вообще об этом заговорил.
— Да, — согласился Пол.
— Готова поспорить, жалеешь, что не можешь вернуться во времени вспять, в тот момент, когда об этом заговорил, а потом вдруг случилось бы что-нибудь, от чего оно совершенно выветрилось бы у тебя из головы. Словно, — добавила она, — по волшебству.
В глазах у Пола зажегся едва заметный огонек, а рука потянулась во внутренний карман.
— Ну разве не чудесно было бы? — спросил он, отворачивая крышку с картонного тубуса, где притаилась переносная дверь.