— Мужики уже по поляне скосили, а ты только пришел, — накинулась на него женщина.
— Бестолковая, я уже домой бегал, видишь, ведро принес, — успокаивая, сказал Трофим. — Достал из сетки картошку, зеленый лук, положил около ведра. — Это, как говорят, подсластить архиерейскую пищу. — Ну, я начинаю, — он встал и начал точить косу.
Роза бросила рыбу между валками, та сильнее запрыгала. Схватила ведро и пошла к ближайшему роднику за водой.
Трофим косил, женщина возилась с рыбой. Ведро поставила на два кирпича. Они недавно чуть косу не сломали. Видать, их оставили прошлогодние косцы.
Когда уха сварилась, сели есть. Трофим недовольно бросил:
— Этой ночью Числав Судосев две сети мне изрезал. В том месте, где сверкающий шар видели…
— Что ж теперь, если изрезал? Человек свое дело делает. — Сказанное Розу не удивило, она много раз слышала о стычках Числава с браконьерами. Те стаями ходят, он против них — один.
— У сетей, сама знаешь, цена есть да немалая. Если будут то и дело их резать — без штанов останусь, — не успокаивался Трофим.
Роза молча собрала посуду и пошла ее мыть. Когда возвратилась, Трофим уже успел два ряда скосить. Роза принялась ворошить сено. Закончила, взяла косу. Работали молча. Потом сели отдыхать.
— Что закрыл рот, или я заставила твои сети изрезать? — наконец-то первой начала женщина.
Трофим пыхтел, пыхтел и злобно бросил:
— Не заставила, но, вижу, на его стороне стоишь. Это он зря так… Мы в одном селе живем, сквозь окна видимся. Сегодня он меня за сердце укусил, а завтра моя очередь. Или не понял, что с Симагиным, его помощником, друг друга защищаем? Еще посмотрим, кто кого…
— К Числаву больно не приставай: он реку охраняет, а ты выгребаешь ее. Еще посадят. Я с ним поговорю.
— Ну-у, посадят… Руки коротки. Если душманов убивал, тогда что, на соседа ружье поднимет? — Трофим вспомнил службу Судосева в Афганистане. — Преклоняться пред ним и не думай… А то смотри!..
Спор прервала Казань Зина, которая хотела подойти к костру, но отец не пустил — валки надо было ворошить. Она сразу пристала к Трофиму:
— Почему губы прижал, как старый мерин? Жена в спину поцеловала? — Села перед ним — короткую юбку свела судорога.
Рузавин не удержался:
— Тогда уж и пупок покажи.
— Тебя какая муха укусила? — Зина накинулась на Розу.
— Передо мной, лицемер, рубашку стесняешься снять, а за юбку чужой бабы двумя руками бы ухватился. — Рузавина знала, о чем говорила. Недавно Трофим Зине ведро щук отнес, а дома каждый хвост взвешивает.
— Ох, мать-кормилица, — от смеха Зина упала навзничь, из-под открытой кофты вышедшие груди головами старых сомов задергались.
Трофим встал. Сам, видать, слова жены не припустил мимо ушей: не доходя до середины прокоса, снял рубашку, обмотал голову и стал косить.
Солнце поднялось в зенит. Птицы попрятались в прохладные гнезда. А вот осы и мухи еще больше взбесились, хоть плачь.
Зина перед уходом сказала:
— Если останетесь ночевать, приходите к нам. Отец шалаш хочет поставить, уже ветки заготовил.
Роза взмахнула рукой, будто этим уверяла: как не придут, под небом не ляжешь — комары заедят.
Из-под косы Трофима падала с шумом высокая, пахнущая малиной трава, превращалась в густой валок. За полдня, считай, он чуть не всю поляну вылизал. Прокоса два оставалось пройти, как вдруг сказал:
— Я домой уйду, там дела есть…
— Какие дела? — оторопела женщина.
— Сказал тебе, кое-что провернуть надо. Идем и ты, завтра закончим.
— Ну, работник… Иди, иди, как-нибудь одна справлюсь. — Женщина воткнула вилы, которыми ворошила валки, и стала ждать, что еще муж скажет.
Тот молча надел рубашку, взял пиджак и направился к дороге. Роза не пошла за ним. Прошли те времена, когда слушала все его наставления, дрожала от каждого грубого слова. Подняла косу, стала косить. Отдохнуть села только тогда, когда закончила всю работу. Домой, конечно, не пойдет. Отдохнула немного и направилась к Зине.
У тех сено уже завяло. Завтра перевернут его и клади в омет. Роза тоже успеет, если вместе с солнцем встанет. Возможно, и Зина с отцом помогут.
Эмель спал под телегой, Зина копошилась над костром — что-то варила. Пахло дымом и палеными комарами.
Разбудили Эмеля. Тот, не умываясь, из чугунка деревянной ложкой стал вытаскивать кусочки сала. «Ты здесь не один! Вначале умойся», — заворчала Зина. Старик недовольно встал, зачерпнул из ведра пригоршню воды и поднес к лицу.
Роза не села с ними. Направляясь сюда, она съела яйцо. Прислонившись к шалашу, смотрела, как лошадь, привязанная к сосне, разгоняла хвостом надоедливых комаров.