— Ты, Федор Иванович, расскажи-ка нам, как Хрущев сырую кукурузу хрумкал.
— Какую кукурузу? — замигали его мутные глаза.
— Помнишь, деду Эмелю об этом рассказывал!
— Тот, кыш бы его побрал, с Молотовым, говорят, обнимался… Побольше его слушайте!
Свадьба шла два дня и две ночи. Вино лилось рекой. Не зря потом Казань Олда по всему селу хвалила себя: «Все начальство пило у нас…» Видать, Сему Куторкина вспомнила. Тот, рассказывают, еле живым остался. А вот о своей дочери — ни слова не сказала — опозорят. Тогда ведь, ночью, во второй день свадьбы, Зину она застала во дворе с главврачом. Вышла по нужде, а там они…
Не зря говорят: где водка, там и с ума сходят.
Мороз ломал деревья, как козлиные рога. Будто не зима измеряла свою силу, а палили из ружей.
Наконец-то село постепенно стало просыпаться. Сначала в середине села посветлело, потом и дома осветлили свои шторы. Через некоторое время вверх потянулись густые белые полосы. Повисли они на оловянном небе толстыми поленьями, и еще больше улицу побелили. Только само небо было каким-то съежившимся, будто у него заболел живот. Скрючилось над селом, взяло в охапку синюю тучу и ни слова не может вымолвить. Откуда вымолвишь — мороз еще сильнее крепчал.
Выцветший головкой подсолнуха спускавшаяся луна в последний раз сверкнула уставшим взглядом и закрыла глаза. Звезды тоже попрятались куда-то, будто их кто-то напугал. Начался новый декабрьский день.
Игорь Буйнов встал, включил на кухне свет и, не тревожа жену Наталью (та спала на койке растянув руки, видела, видимо, седьмой сон), пошел на ферму. У зоотехника в селе полно дел, они, видать, никогда не закончатся. Зимой и летом с него требовали мясо и молоко. С фермы хоть не вылезай. Что, если уйдет оттуда, скот не будет прибавлять в весе, надои уменьшатся? И так бывает. Кормов, по его подсчетам, хватит до следующего лета, да ведь в ясли не будешь их кидать как попало. Солома любит, чтобы ее подсластили, комбикорм — пропарку.
Или взять воду. Холодную дашь — скот заболеет, горячую — жди беды…
Шел Игорь по сельской улице и, размышляя о чем-то своем, и про мороз забыл. Вспомнил вчерашнюю статью в газете. Ее автор жаловался на то, почему село мало внимания уделяет городу. Мы, говорит, городские жители, скоро с голода помрем: в магазинах, кроме гороха, ничего нет. Так-то так, — рассуждал зоотехник, — да и город сильно не ломает свою спину. И он переживает только о себе. Вон на технику в десять раз увеличили цену. Возьмешь с завода сеялку — пять быков вези, за машиной цемента отправишься — вновь десять свиных туш надо. Вот тебе рабочий класс! В Вармазейке не такая война? Из магазина исчезли соль, спички, сахар. Труженикам совсем не в чем работать. На базаре и спецовки не купишь, там каждый подшитый лоскут денег требует. Где столько их взять сельчанину, когда его работа почти ничего не стоит. Видите ли, мяса и молока не хватает… Не будет хватать, если не установят нормальные цены!
В домике фермы горел свет. Буйнов зашел туда и сразу оторопел: перед ним на полу спал в стельку пьяный Захар Митряшкин. Сторожем он здесь недавно, раньше был механиком. Вечканов оттуда прогнал. Все из-за пьянства. Сейчас вот снова рот не может открыть. Не зря говорят: «Свинья везде грязи найдет».
От злости Игорь рассвирепел. Потянул за рукав шубы храпящего, и — его сразу как будто бардой облили.
Захар долго протирал опухшие глаза. Наконец-то открыл их, покрутил лохматой головой и хриплым голосом спросил:
— Сколько времени?
— Петухи поют, сосед!
— Я, утро уже? — никак не верил пьяный.
— Тебе кто в рот наливал, так напился? Забыл, только недавно тебя выгнали?
— Э-э, дружок, сейчас и в Москве министры без дел остались. У меня нет портфеля, руки в кармане таскаю и оттуда мне нечего цапнуть, — оправдывался сторож. Самому, видимо, стыдно было за то, что потерял человеческий облик.
Игорь не успел ответить, как открылась дверь и зашла Роза Рузавина, доярка. Из ее глаз сыпались зеленые искры.
— Ты знаешь, Игорь Николаевич, — начала жаловаться женщина, — кто-то моторы стащил…
— Какие моторы?
— Какие, какие… Какими воду качаем!
Игорь побежал за Розой к домику в конце коровника. Тот был открыт настежь. Двух моторов, которые поставили этой осенью, будто ветром сдуло. Под ногами валялись железки, соляркой забрызган пол. Моторы или стащили, или сторож продал. Одному отсюда их не вынести, видимо, несколько человек приходили.
— Как схватилась, что их нет здесь? — спросил зоотехник.
— Как схватилась… Нужна была вода, а его, Захара, не смогла разбудить.