— Видать, это последний мой праздник, — признался он.
— Э-э, отец, ты еще как молодой парень, — старался успокоить его Числав. — А если тебе тяжело ходить, пригоню бульдозер, расчищу дорогу, тогда бегом будешь бегать.
— Чисть, чисть, как по прошпекту буду ходить, — Ферапонт Нилыч сделал самостоятельно несколько шагов, чтобы показать, что он еще держится. — Ночь больно хорошая, даже не хочется домой заходить!
Действительно, ночь была чудной. Полная луна улыбалась как будто ребенок, щедро одаренный игрушками. По синему полотну неба, которое опоясано дымкой Млечного Пути, дрожащими каплями плясали звезды. Недавний ветер спрятался куда-то. Тихо. Ни шороха.
Числав с Наташей завели отца в дом, сами снова вышли на улицу. Прошлись вдоль Суры с полкилометра и вернулись.
На улицах веселился народ. То и дело играли на гармошке и пели песни.
— Знаешь, давно тебе хотел сказать: надоело мне дома сидеть. Максим в школе. С Поленькой мама возится, — начала жаловаться Наташа. — Я бы в детсад пошла, приглашают меня воспитательницей. Летом и в школе место освободится…
— Тогда жди, когда садик откроют. Слышал, на ремонт закрывали, — недовольно сказал муж.
— Да уже вчера садик открыли!
— Если у тебя такое большое желание, тогда иди. Знаю, сидеть дома не сладко, — согласился Числав.
Когда дошли до дома, луна успела спрятаться за лесом. Над Сурой поднялись огненные столбы, сверкающие и высокие — до неба доставали.
— Это еще что такое? — увидя их, удивилась Наташа.
— Это, жена-красавица, небесные часы. Они наше счастье взвешивают, — засмеялся Числав.
Все было хорошо, только вот отец сильно болен. Жди удара.
…Это произошло в бане. Числав любил париться. Глядя на него, и Ферапонту Нилычу захотелось разогреть старое тело березовым веником. Устав от горячего пара, он сидел на нижней полке весь красно-синий, в поту, и жаловался Числаву на ноящую поясницу. И неожиданно, присев на колени, упал.
— Эх ты, чертова старость… — с сожалением выдохнул он. — И уже сыну: — Воздуха не хватает… Открой… дверь.
Числав торопливо надел штаны, обул валенки и без рубахи, накинув лишь старую фуфайку, побежал за санками. Мать с сыном накрыли отца тулупом и повезли домой.
Сначала они думали, что Ферапонт Нилыч угорел. Но он не вставал и чай пить. С Кочелая обещали прислать врача. Судосев его уже не дождался. Не дождался и сына с работы. Числав ездил к одному браконьеру за сетью. Горькую весть услышал от людей, когда слез с автобуса около почты. Там увидел и Наташу. Жена ничего не сказала, только велела скорее пойти домой, а сама, утирая слезы, пошла отправлять телеграммы.
Числав не верил в смерть отца. Четыре дня уже прошло, как он покинул их. Матери и всей семье казалось — вышел куда-то, вскоре вернется. Нет, с того света никто не приходит. У человека, видимо, такая судьба: родится на земле — зажжется звездой, уйдет на тот свет — вновь звездой становится…
Думал об этом Числав и по дороге в Петровку. Ему вспомнилось раннее детство: вот он ребенок, ему всего пять лет. Отец пришел с гидростанции (он тогда там работал механиком), начал его мыть.
В деревянном корыте вздрагивала теплая вода. Она была зеленой и колючей. Это мать парила там траву с сосновыми иголками. Дышать было нечем — воздух кружил голову. Отец мочалкой тер ему спину, а сам, улыбаясь во весь рот, рассказывал эрзянскую сказку.
Сказку Числав забыл, а вот тепло отцовских рук до сих пор чувствует.
Вспомнилось и другое: на улице — зима, за окнами поземка кружила, как Баба-Яга на метле. Зашел отец — и сразу к Числаву:
— Пойдем, сынок, в кузницу.
Мать, понятно, встала перед мужем: «Как же, раскрой рот шире, отпущу его… Хороший хозяин в это время и собаку заводит в дом, а ты ребенка берешь морозить…» Все равно отец взял Числава: что хотел, от этого он никогда не отступал. Характером такой.
Кузница находилась не на тракторном парке, как сейчас, а в конце огорода Федора Варакина. С баню домик, не больше. Зашли внутрь, отец разжег уголь, заставил Числава раздувать горн.
Тиши-виши, тиши-виши — легко пели меха, похожие на большой бычий пузырь. Когда уголь задышал огнем, отец сунул в него железку. После того, как она прокалилась, положил на наковальню и стал ковать подкову. Когда закончил, опустил в чан с водой. Потом сказал:
— Это тебе на счастье, сынок…
Затем отец учил его, как брать клещи, куда и как бить по раскаленному железу молотком.