Оле уже девятнадцать. Нынешней весной техникум закончит. И в прошлое лето гостила. Не девушка — огонь! За две недели, пока жила в Вармазейке, дюжину женихов приводила. Один из них — Витя Пичинкин, сын лесника. У внучки грудь всегда приоткрыта, людей даже не стеснялась. Окся говорила ей: мол, не ходи так, да где уж там!
Нечего жаловаться, жить стало легче… Хоть и маленькая пенсия, но все равно на месяц можно растянуть. Чай, сахар, конфеты какие-нибудь — что попроще, вот и все ее запросы. В старости что еще надо?
Да у Окси никогда и не было много денег. Где накопишь — детей растила. Тысячу рублей нечего считать. Нужны. Их под подушкой держит, на похороны. Когда схватятся, что перестала дышать, найдут. Одного боится: племянника, Олега Вармаськина. Тот не только деньги и тебя из гроба вытащит. Не зря любит говорить: «Без денег и в гости не пойдешь». Конечно, без них не проживешь. Летом Окся купила машину дров, распилили-раскололи их — плати… В доме два лентяя-парня, а накопленное встряхивай. Месячную пенсию, считай, зазря бросила. Пусть лентяи знают, что за жизнь без денег.
Всю зиму мяса с маслом не пробовали. Самой банки молока хватает. Накрошишь туда хлеба — вот и вся еда.
Наконец-то Окся дошла до почты. Она находилась в длинном деревянном доме с палисадником. В передней половине — два стола. На одном из них куча бумаг. Стены оклеены зелеными шпалерами, на которых белые голуби, флажки и синие цветы. Во второй комнате у окна сидел Куторкин Филя, сват. Перед ним похожий на большого грача телефон, открытки и конверты. Завпочтой, увидев Оксю, поздоровалась.
— Я, Лиза, за пенсией, — не стала тянуть время Окся. — Второй месяц почему-то ее не приносят.
— Как не приносят?! — удивилась заведующая. — Я её Захару отдала. Роспись сейчас найду, — женщина открыла стол и принялась рыться в бумагах.
— Тогда не ищи. Что сейчас искать, сын уже давно ее промотал. Дьявол — не человек! Вернусь домой, утюга получит!
— Что толку! Денежки все равно уже не вернешь.
— Поэтому и прошу на руки пенсию выдавать, — сердито скривила губы Окся.
— Да Захар сказал, что мать послала! — начала оправдываться женщина.
— Ну, тогда я пойду… Если зайдет он — никакой пенсии ему, поняла?
У Окси сердце обливалось кровью. Сын последний кусок изо рта выхватил! Ни стыда, ни совести. Дело не в деньгах — плюнул сын в душу, вот в чем беда!
Правда, зло кипело недолго. Любая мать за детей переживает. Сын пристрастился к водке — выходит, и она в этом виновата. Вовремя не остановила, даже и сейчас иногда ему подносит. Утром встанут Захар с Олегом — она им по граненому. Знает: если не опохмелиться, сердце может не выдержать. Без пенсии от голода они не умрут — немного мяса есть. А вот если вывернут подушку… Туда, думается, Захар не полезет. А полезет, вряд ли найдет — деньги в пуху, в самой середине.
Глубоко задумавшись, Окся дошла до клуба и остановилась передохнуть. У крыльца разговаривали две женщины. Точнее сказать, говорила полная, которая стояла к ней спиной, вторая — высокая и худая — смотрела на Оксю. Наконец-то молодая о чем-то зашептала. Собеседница повернула голову и, взмахнув рукой, произнесла:
— Ой, мамаша, а я к тебе хотела пойти!..
— Почему пешком, чай, подвезли бы. В новой машине, говорят, сноха приехала — Оксе почему-то вспомнилась перебранка с Олдой.
— Узнала меня, баб Окся? — спросила вторая женщина.
— Где уж всех узнать, — вздохнула старушка. — В селе вон сколько молодых — за вашими лицами не угонишься.
— Да это я, Бодонь Галя.
— А-а, вон ты кто… Мать приехала навестить? Недавно я к ней заходила. На здоровье не жалуется. Это твой сын у ней?
— Мой, баб Окся, мой…
— А вот мои внуки напрочь меня забыли, — обиделась Окся и искоса взглянула на сноху. — Вон и Настя полгода не заходила. Куда деваться — старые никому не нужны… — Поправила платок и после некоторого молчания продолжила: — Покажи новую машину, что скрываешь?
Светло-синие «Жигули» стояли за клубом. Настя открыла дверцу и, показывая на покрытые ковриками сиденья, предложила свекрови сесть. Окся отпрянула, будто заставляли ее лезть в цветы. Шевеля тонкими губами, прошамкала:
— Вы, сноха, уж как-нибудь одни… Ни разу не садилась на такой лисапед, как-нибудь уж пешком. Хлеб пойду куплю, потом посмотрим.
И пошла в магазин, который стоял рядом с клубом.
Когда сели в машину, Окся подумала о снохе: «Смотри-ка, приехала и не навестила. Может, к матери заходила?» Слышала, Настя у них в районе главная над всеми клубами.