Не зря говорят: у любви два конца — одним сердце тревожит, другим успокаивает…
Четвертая глава
Запряженный в легкий тарантас мерин наконец вышел на большую поляну, остановился у дома с длинным двором.
— Спасибо, Семен, выручил. Пешком не дошел бы до ночи. Своя лошадь что-то захромала.
— Заходи, чаем с медом угощу, — пригласил Федор Иванович возчика.
Светловолосый парень молча распряг гнедого, этим как бы показывая: как же, зря ли столько верст гнал?
Пикшенский кордон, как называли обход Пичинкина во Львовском лесничестве, построили лет десять назад. Именно тогда Федора Ивановича пригласили в лесничество, сказали: «Ты в наших лесах бывалый капитан, а большому кораблю — большое плаванье».
Пришлось перейти на новое место: нос задерешь, не так тебя поймут.
Раньше Пичинкин со своей семьей жил в Инелейке, до которой отсюда километров двадцать. Леса там поменьше, дети ходили в школу в ближнее село — Барахманы, жена, Матрена Логиновна, в школе готовила обеды ребятишкам. Правда, новое место было получше: вокруг кордона растет сосняк, рядом Сура, на полянах коси сколько хочешь, отдохнуть тоже есть где. Об одном переживал Федор Иванович — нет поблизости школы. Жена, когда переехали сюда жить, днем и ночью ругала: в лесничестве тебя и за человека не считают — послали в такую глухомань, что ненароком Бабу-Ягу встретишь.
Как не переживай, но дело не оставишь… считай, Пичинкины всю жизнь провели в лесу. Сначала дед лесничил, потом — отец. И вот сам уже тридцать лет эту лямку тянет.
«Как-нибудь вытерпим», — успокаивал в первый год своих детей Федор Иванович. Сам не увидел, как те подросли и разлетелись. Аня живет в Саранске, Наталья — врач Кочелаевской больницы, Витя — мастер местного лесокомбината. Вот и сейчас сын приехал — перед домом остановился «Уазик».
Федор Иванович не успел выйти на крыльцо, как появился Виктор. И не один, а с ровесником.
— Познакомься, отец, — после приветствия обратился он к отцу и, повернувшись к гостю, добавил: — Это Макаров, ревизор министерства.
— Приехал — хорошо, — то ли от усталости, то ли от чего-то другого с неохотой ответил старший Пичинкин.
Гость протянул руку:
— Николай.
— Думаю, здесь не будет делать ревизию, — посмотрел исподлобья на сына Федор Иванович.
— Ты что, отец, такими словами мерина свалишь! Хорошо, что гость русский, не понимает…
— Когда нужно, и эрзянский поймет, — снимая с ног сырые сапоги, твердо сказал Федор Иванович. — И будто оправдываясь, прибавил: — Не обижайся, Коля, устал я. И вот еще что, — он повернулся к Виктору: — Тетя Лена Варакина сильно заболела.
— Тетя Лена? — растерялся Витя.
— Вчера при погрузке зерна позвоночник ушибла. Матери не говори, расстроится…
К ним подошел Сема Киргизов, который довез Федора Ивановича. Высокий, худой.
— Ну что, чаем напоишь? — обратился он к хозяину.
— Напою, как не напоить? — наконец-то пришел в себя Федор Иванович. — Все в голове перемешалось. Стареть, видать, стал, забыл…
— Мой дед поговаривал: «Кто молод, у того в голове копоть, а кто стар, тот всегда мудр…» Отдыхай, Иваныч, семеро детей не сидят у тебя на шее. Недавно Наталью, твою дочь, в больнице видел, она сказала: если, мол, увидишь моего отца, привези хоть разок в гости.
— Хватит болтать языком, айда заходи, — махнул рукой Федор Иванович и зашел в дом.
Матрена Логиновна жарила мясо, Витя помогал ей — чистил картошку.
Ему двадцать восемь лет. Еще холост. Дома все наказывают: приведи жену, не приведешь, сами сватов пошлют. Правда, прошлым летом появлялся с девушкой, кассиршей лесничества. Матрене Логиновне она сразу не понравилась. Высокая, с худыми ногами, как чибис летала по дому. Платье на ней было до колен, волосы крашеные, наполовину — черные. Перед сном невеста сама стала просить хозяйку: «Мы, Матрена Логиновна, с Витей постелем в коридоре, там попрохладнее».
Когда Витя вздремнул на диване, мать поняла: нет, это не будущая сноха. Она на первую жену бывшего петровского соседа, Кирилла Сыркина, похожа. Ту привозил он издалека. Матрена Логиновна до сих пор помнит: когда женщины спросили фронтовика, где нашел такую красавицу, Кирилл, смеясь, рассказал вот о чем:
«Иду, друзья, по городу Бузулуку, сердце ликует. Как не радоваться: война закончилась! Вышел я из госпиталя, а здесь — красавица навстречу. Куда, спрашивает, так спешишь, солдат? Как куда, говорю, домой. Отпустили меня после лечения».
Вновь пошел по улице. Девушка, чтоб ей неладно было, догнала и заговорила вкрадчиво:
— Солдат, а солдат, а на другой бой у тебя нет желания?