— Так-то так, но и без поддержки далеко не уедешь. Вот вчера кассирша вновь с пустыми руками вернулась, — разозлился председатель. И добавил:
— Смотрите, где ваши деньги — по воде плывут! — он махнул в сторону реки, по которой на огромной льдине плыло полстога сена.
— Кормовозы проворонили… Они что, не хозяева? За всеми не уследишь…
— Зря расстраиваешься, Иван Дмитриевич, — вступил в разговор агроном. — О кормах пусть заведующие фермами беспокоятся, а не ты. Трое их, втроем ждут, когда им привезут под нос. Недавно, возвращаясь из Саранска, заезжал в хозяйство Пешонова, там дела обстоят по-другому.
— И чему он тебя научил? — съязвил председатель. Он не любил Пешонова, который лет десять тому назад покинул их село и сейчас на новом месте верховодил.
— Брал на ферму. Там телят откармливают. Они, понятно, хорошей породы, да я не об этом. О кормах хочу сказать. Сено, солома и силос они держат прямо у фермы. Думаешь, кто над ними хозяева? Сами животноводы! Поэтому и клочка сена у них не пропадает…
К ним подошло еще несколько человек. Ферапонт Нилыч Судосев, который долго был механиком колхоза, когда с линии Волжской гидростанции провели электричество в Вармазейку, станция на Суре осталась безхозной. Кто-то даже решил ее сломать на кирпич. Но отец Вечканова, Дмитрий Макарович, который в те годы председательствовал, не разрешил. На колхозном собрании так и сказал:
«Кирпичи своими руками замесим: глины у нас полно. Станцию сломаем — Сура обмелеет».
Умно говорил старый Вечканов: плотина поднимала сурские воды. Где много воды — там и рыба, густые пойменные луга.
Тридцать лет стоит станция на Суре, столько же лет женщины белят мелом ее высокие стены, и со стороны села она кажется плывущим кораблем.
Разлив… Половодье… Кто не знает, что это такое, тот никогда не почувствует настоящую красоту! Это не только пробуждение природы и волнение души — с разливом в человеке рождается что-то большое, неизмеримое, будто в саму бесконечность, как в эти воды, устремляются все его мечты.
Люди любовались бурлящей Сурой. Река, ломая льдины, спешила к восходу солнца. Там она встретится с Волгой, и та станет еще более полноводной.
— Ферапонт Нилыч, как думаешь, Волга скоро поднимется? — вдруг обратился Пичинкин к старику Судосеву.
— Вчера Числав звонил из Ульяновска, сказал, что пока еще молчит, видимо, силы копит.
Числав с Виктором сидели за одной партой. После окончания школы милиции друг женился, и жена-учительница потянула его в институт.
— Эх, как мне нужно в Ульяновск! — вздохнул Вечканов.
— Что там тебе делать? — удивился агроном.
— «Уазик» без мотора!
— Выходит, готовь весной телегу, а зимой сани, — засмеялся Варакин. — А что, в Ульяновске моторы без нарядов раздают?
— Наряд достану, да дороги закрыты. На спине мотор не потащишь.
— Без машины, значит, пропадешь? — вновь свое твердил Варакин. — Запряги, как наш агроном, рысака и катайся. Так, Павел Иванович?
Комзолов улыбался. Виктор понял: дядя Федя насмехается над председателем, того и гляди, поругаются. Он знал, они давно не ладили. Подтянул Варакина за рукав пальто и сказал:
— Мне пора уходить, айда проводи, — и они направились к «Жигулям».
Дядя молчал, да и Виктору не о чем было говорить. Неловкое молчание прервал Варакин:
— Как там Лисин, все чужие деньги считает?
— Считает, куда денешься, такая работа.
Варакин спрашивал о главбухе лесокомбината, с которым служил в армии.
— Ой, чуть не забыл… С отцом лодку подправьте. Вчера чуть не уплыла. Как оставили непривязанной за моей баней, так всю зиму и пролежала. Хорошо, что вовремя спохватился, с соседом в огород занес!
— Вот сойдет вода, тогда с отцом придем. Сейчас некогда. Нам две лодки нужны, одной не хватает.
— Смотрите, это ваше дело. Только досок не просите.
Дядя подвез Виктора до опушки, оттуда Виктор пошел пешком. Пять километров для него не расстояние, по лесу не столько прохаживает.
Главбух Лисин отгуливал отпуск. Время зря не терял — к дому из трех комнат пристроил веранду. Сейчас с Виктором Пичинкиным там пили чай и говорили о делах.
Лисину около пятидесяти. Сын служит прапорщиком, дочь учится в Саранске, сегодня приехала навестить. Стеснительная, тихая. Проходя около Виктора, покраснела.
— Как думаешь, квартальный осилим? — спросил главбух.
— Отступать стыдно… Правда, машины сейчас не заедут в лес, да уж как-нибудь…
Лесокомбинат на хозрасчете. На охрану леса и его посадку он выделяет деньги. А вот зарплату рабочие сами должны зарабатывать. Рубят лес на бани и дворы, делают для домов стропилы, строгают щепу, пилят доски.