Из правления вышли затемно. Неожиданно Миколь сказал:
— Чего не хватает в вашем селе — люди живут грустно, как будто настроение у них навсегда испорчено. Будто они не хозяева здесь, силой жить заставляют.
— Это как твои слова понять, Миколь Никитич? — председатель даже обиделся на собеседника.
Оба стояли около бывшей церкви, где зеленела высокая крапива.
— Зачерствели совсем. Кирпичную конюшню строим, а церкви нету… Соседи беднее вас и все же храм возвели…
Ивана Дмитриевича будто по лбу стукнули! Действительно, об этом почему-то он не думал. У него в голове только заботы о полях и фермах, а что творится в человеческой душе, не ведает. На самом деле, богатство не в изобилии хлеба, мяса и денег, а в душевном тепле. За последние годы новый клуб поставили, школу, сейчас вот и больницу думают строить. А вот молодежь все равно уходит. Может, и в самом деле очерствели души? Смотришь, парни закончат десять классов — здоровые, умные и на деле прыткие — улетают из родимых гнезд. Немногие лишь остаются.
Думая об этом, председатель не заметил, как дошли до Нижнего порядка. Здесь им с Миколем придется расстаться. Тот пойдет в лесничество, а он, Вечканов, — к своему дому.
Прощаясь, Иван Дмитриевич протянул руку бригадиру строителей и сказал:
— Сегодня ты, Миколь Никитич, Америку мне открыл. Ну, до новой встречи, об этом мы еще поговорим…
Нарваткин удивленно посмотрел на председателя и потом провожал его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом. Вскоре и сам ускорил шаги.
Вокруг было темно и тихо. Только иногда слышался лай собак. Не мигали бы редкие огни домов — сказал, что село без людей. Пожилые, видимо, уже легли спать, а молодежь в клубе. Вот закончится фильм — улицы наполнятся песнями.
Проходя по Нижней улице, Нарваткин услышал звон пустого ведра. Завернул к колодцу и опешил — перед ним стояла Роза Рузавина.
Миколь молча взял из ее руки ведро, привязал к концу веревки, опустил в колодец. Покачал ведро туда-сюда — оно утонуло. Стал поднимать вверх.
— Как у тебя дела? — спросил Нарваткин, не зная, с чего начать разговор. Поставил воду, наклонился пить.
— Хорошо идут. С утра до вечера лук сажаем, — засмеялась Роза. — Меня вот бригадиром выбрали.
— С Трофимом кудахтаете?
— Кудахтанье наше поклевали куры.
— Я бы на твоем месте не выдержал. Не живешь — ржавую воду черпаешь.
— Тогда скажи мне, как расстаться с этой ржавчиной? — женщина положила руки на грудь, будто этим старалась защититься.
— Возьми и убеги хоть на один вечер. Такие вечера иногда всю жизнь меняют.
— Ой, Миколь, не вводи меня в грех! — улыбнулась женщина. — И так сна нет. Может, и убежала бы, да с кем?
— Да хоть со мной! — на губах Миколя заиграла хитрая улыбка.
— С тобой… — покачала головой Роза.
— Ты свободный человек, Миколь Никитич. А я… замужняя. Какой-никакой муж все-таки есть. Но все равно приятно слышать твои слова. Очень приятно. Э-э, что говорю, — загрустила Роза. — Пойду, пожалуй…
Миколь помог ей приподнять на плечи коромысло, сам схватил за локоть и не выпускал.
— Постой, Роза! Не торопись. Было бы у тебя свободное время, встретилась бы со мной?
Женщина опустила голову. Потом будто из сердца вырвалось что-то легкое, и она, не стесняясь, призналась:
— Встретилась бы. Не буду скрывать, нравишься ты мне, Миколь Никитич. — Роза посмотрела ему прямо в глаза.
— Тогда через полчаса жду тебя около того навеса, — Нарваткин махнул рукой в сторону Суры.
— Завтра, Миколь, не сегодня. Завтра в это же время, — зашептала Роза.
— Не обманешь?
Женщина ушла молча, будто в рот воды набрала.
Сарай стоял около реки. Когда-то там держали овец. Теперь зимой Варакин Федор укладывает сено. В сарае и сейчас клевер. Полностью не скормили скотине, и Федор оставил его на следующий год. У сарая рос вяз. Хмелем завитые кривые ветви так загородили дверь, что еле зайдешь. Да и кому придет желание лезть туда? Только влюбленным…
Именно щемящая душу любовь и торопила Розу Рузавину. Боялась, что увидят люди, по селу сплетни пойдут, но сама все-таки шла. Пусть ночью тропа еле заметна, женщине казалось, что она видит на ней каждый бугорок, словно путь освещало пламя любви. Дошла до сарая, спряталась под вязом и стала боязливо ждать. Муж ее, Трофим, рыбу ловил на Суре, а она…
От ветра вяз похрустывал. Рядом река гоняла густую пену, играя в последние весенние забавы. Потом лето начнется, и река утихнет.
На том берегу шуршали ивы. Женщине чудилось, что это кто-то шепчет о ней.