Глава 4. События в мышеловке после того, как сыр съеден…
А в это время генерал Куроки вынужден был выслушивать практически открытую истерику собственных подчиненных. Закалённые в боях командиры полков и эскадронов, позабыв самурайские традиции, готовы были рыдать от бессилия и только прямой запрет на сеппуку удерживал их от бесполезного суицида.
– Не торопитесь убить себя, господа офицеры, – тихим, но твёрдым голосом говорил, как будто рубил катаной, генерал, – не создавайте дополнительные удобства русским варварам, которые и так круглосуточно охотятся за вашими головами.
– Но сёкан, нас не учили, как поступать в таких случаях! Мои солдаты готовы душить врага голыми руками! Они приучены идти в полный рост на пушки и пулемёты! Они не боятся ни огня, ни штыковой атаки! Но этого ничего тут нет! Нам некого и нечего атаковать! Нам не с кем сходится лицом к лицу! Мы воюем с призраками, которые появляются когда захотят, убивают кого захотят, и затем бесследно растворяются на этих бескрайних просторах. Здесь нет позиций врага, которые надо атаковать. А те, которые есть, оказываются пустыми, когда мы до них добираемся. Здесь нет самого врага, которому можно вцепиться в горло. Вот уже почти месяц мы видим вокруг степь и лес, слышим выстрелы и после этого хороним своих товарищей, не имея ни одного шанса отомстить за их смерть!
– И вы все, и я – солдаты императора, и не имеем права на малодушие, сталкиваясь с византийским коварством, присущим русским. У нас есть приказ и мы его должны выполнить. Мы прошли полторы тысячи километров победным маршем от Цзиньчжоу и Харбина и не имеем права поддаваться унынию, когда до цели нашего наступления – до российского золотого запаса – осталось последние две сотни. Банзай!
Не получив запрашиваемых подкреплений и заподозрив неладное из-за прекращения снабжения и связи, японские генералы перегруппировали свои силы. Для дальнейшего движения на Читу оставалась всего одна полнокровная единица – 4-я дивизия из армии генерала Ясуката Оку, которой, после конфуза у станции Оловянной, были переданы все пулемёты обеих армий. 1-ой дивизия этой армии поручалось восстановить связь с Харбином и взять под охрану железную дорогу на территории Манчжурии. Все остальные боеспособные подразделения – более половины армии вторжения были уже отвлечены на охрану коммуникаций, растянувшихся на 300 вёрст по территории России. Снять оттуда даже батальон не было никакой возможности из-за непрекращающихся днём и ночью диверсий.
Если бы японские генералы знали, что почти все взрывы на железной дороге производились диверсантами князя с помощью фугасов, заложенных под полотно и тщательно замаскированных ещё до вторжения Первым Кавказским сапёрным батальоном 16-го гренадерского Мингрельского полка, они бы как-то по-другому организовали работу целой дивизии, напрасно тратящей свои силы, рыская по окрестностям и устраивая засады на несуществующие караваны и обозы со взрывчаткой.
– Алексей Алексеевич, уже и не ждал Вас! Родной Вы мой! Какая удача – Ваше здесь появление! – великий князь Николай Михайлович так радовался прибытию начальника кавалерийской школы генерала Брусилова, что бравый кавалерист даже растрогался.
– Николай Михайлович! Да я же не один! Со мной вся моя школа и шесть сборных эскадронов добровольцев! Вы представляете! Почти полнокровная бригада офицерского состава!
– Откуда же такое богатство, Алексей Алексеевич? Кто решил?
– Николай Михайлович, голубчик, – кавалерист покривился и махнул рукой, – вы бы знали какой сейчас бардак в столице! Никто ничего не решает. Все сидят как мыши под веником. Так что сам пошёл в военное ведомство и выправил направление на Дальний Восток… стыдно сказать – за взятку.
– Ну это вы, то есть Ваша школа, а добровольцев где набрали?
– По дороге пристали! Из тех полков, которые никак не могут до фронта добраться. Вы не поверите, голубчик! По всему Транссибу разбросаны эшелоны с частями, которые уже три месяца в чистом поле бивуаками живут. Железная дорога стоит колом – забастовки, диверсии… Все разъезды забиты составами с воинским имуществом. Воровство и бандитизм. Снаряжение прямо из вагонов тащут. Охрану или подкупают, или убивают. Жуть! До Ачинска мы кое-как добрались, а дальше – всё… Ну я и решил, чем по полустанкам мыкаться, лучше своим ходом… А как двинулись в вашу сторону, вот тут к нам добровольцы и потянулись. Согласны рядовыми, – говорят, – лишь бы быстрее на фронт, а то нет мочи больше лицезреть этот тыловой бардак, да ещё в нём участвовать!