Последующие двое суток японским батальонам, наглухо запертым на захваченных ими позициях, регулярно шли предложения о капитуляции, в перерывах между которыми щёлкали пули снайперов, уменьшая количество полевых командиров, а пулемёты броневиков, миномёты Брусилова и пушки бронепоезда пресекали любые попытки вырваться из окружения. А потом привычный вой мин завершился непривычно тихими хлопками и позиции остатков второй армии заволокло перечным газом…
Эти же двое суток стоящий во втором эшелоне генерал Куроки не находил себе места, не получая внятных известий от Оку. Паникёрам, выходившим в расположение его штаба и рассказывающим сказки про железные повозки и туман, от которого слезятся глаза и перехватывает дыхание, он не верил и приказал арестовывать. Вестовые, посланные к генералу Оку, не возвращались. Оставалось только ждать, и это было не самое худшее… Куда больше угнетали генерала обстоятельства, с которыми раньше он никогда не сталкивался.
Его армия была практически цела, но… небоеспособна. Она дошла почти до Читы, потеряв не более десятой части своего состава, но это была та часть, без которой все остальные оказались парализованы и немощны. Он мог отдать приказ, но его просто некому было довести до подчиненных. Он мог задать вопрос, но на него некому было ответить. А теперь ко всем бедам добавилось прекратившееся снабжение, в результате чего у артиллерии осталось по пять снарядов на пушку, а солдаты выгребали в обозе последние неприкосновенные запасы продовольствия.
Впрочем известий ждать пришлось недолго. Русский парламентёр – ротмистр в щеголеватой форме драгунского нижегородского полка был демонстративно вежлив, сух и начал со слов, которые Куроки никак не ожидал услышать:
“Простите, генерал, но меня уполномочили сообщить, что ваше положение безнадёжно…”
В это же время эти же слова услышал командир первой дивизии Иида Тосисукэ, посланной восстановить сообщение с Харбином, двое суток с упорством дятла долбивший блокгаузы, охраняющие вход в тоннель на Большом Хингане. Бетонные двухэтажные коробки, имеющие по восемь бойниц, плюющиеся пулемётными очередями и гранатами скорострельных морских пушек – крайне неудобный спарринг-партнер при отсутствии крупнокалиберной осадной артиллерии, зато с присутствием русского бронепоезда, артиллерийская дуэль с которым генерала не порадовала.
Насыпь перед железнодорожным полотном, заблаговременно сооружённая защитниками и доходящая до середины корпуса бронепоезда, полностью скрывала рельсы, колёса и наиболее уязвимые части железнодорожного состава, а когда японским артиллеристам удавалось подтащить орудия поближе – в мёртвую для русских коммендоров зону, эта преграда закрывала железную колесницу уже полностью.
Мёртвая зона для пушек бронепоезда отнюдь не означала таковую для снайперов и пулемётчиков, дзоты которых были располагались как раз в основании железнодорожной насыпи и которые оживали каждый раз, когда расчёты японских орудий оказывались в зоне досягаемости.
Оборону, глубоко закопанную в землю, насыщенную долговременными огневыми пулемётными точками, поддержанную маневрирующей бронированной батареей в начале ХХ века взламывать ещё не умели. Особенно когда бойницы дзотов развёрнуты на 45 градусов к фронту, что резко затрудняет их обстрел, но облегчает взаимное прикрытие обороняющимися… Особенно когда подходы заминированы… Особенно когда непосредственно на передовой находится корректировщик артогня…
Потеряв под блокгаузами половину полка, и поняв, что ввязался в соревнование, у кого больше – у него солдат, или у русских – патронов, генерал Иида Тосисукэ приказал прекратить лобовые атаки и под покровом ночи сводному батальону егерей и двум батареям горных пушек скрытно выдвинуться во фланг и тыл русским, оседлать господствующую высоту и с рассветом подавить огнем русский бронепоезд, как-только тот окажется в зоне поражения.
В это же время штурмовые группы Первой Тихоокеанской бригады скрытно подошли к штабу Иида Тосисукэ и великий князь Александр Михайлович отдал приказ на штурм…
Глава 5. В войне не бывает второго приза для проигравших
За 10 месяцев до описываемых событий. Сентябрь 1903 по дороге из Москвы в Читу.