– Снести к чёртовой матери! – не смутился князь, – И чем скорее, тем лучше! Незаслуженные, доставшиеся даром привилегии развращают, впрочем, как и власть без ответственности. Абсолютная же власть развращает абсолютно, – отрезал под гром оваций Николай Михайлович.
– Так значит вы наш? Революционный? – блестя глазами воскликнула молоденькая девчушка в форме сестры милосердия.
– Ваш, да не ваш, барышня, – вздохнул великий князь, – революционный, но не большевистский… и даже не меньшевистский, – добавил он под разочарованный гул, – и знаете, какая между нами разница?
– Знаю, – разочарованно бросила барышня, – вы – дворянин, генерал и сын генерала…
– Ну и что, – пожал плечами Романов, – Ульянов-Ленин – тоже потомственный дворянин и сын генерала, только штатского. Илья Николаевич – его батюшка – действительный статский советник… Нет, разница не в этом… Мы отличаемся тем, что вы – большевики, эсеры, анархисты и прочие революционеры хотите, чтобы не было богатых, а я хочу чтобы не стало бедных…
На застывшем лице революционерки отразился турбо-режим, на который перешел её не обременённый логикой мозг, силящийся осознать сказанное князем, а Николай Михайлович продолжал:
– Кроме того, вы считаете, что для того, чтобы наступило светлое будущее, надо убить всех плохих, и тогда останутся одни хорошие. А я считаю, что убивать вообще никого не надо. Даже скажу больше – “ни одна, даже самая расчудесная идея не стоит ни одной слезинки ребёнка”… А “плохие”… надо просто создать такие условия, когда быть плохим будет просто невыгодно и неприлично…
– Что, может ещё и заводы буржуям надо оставить? – раздался из зала ещё один раздражённый голос.
– Хороший вопрос, – принял вызов князь, – давайте о нем поподробнее. Вот вы где работаете?
– В сапожной мастерской. Сапожники мы, стало быть.
– Ну и, стало быть, сапожная мастерская должна принадлежать сапожникам, так?
– Да! И это будет справедливо! – не понял подвоха вопрошающий.
– Хорошо! А теперь давайте спросим тех, кто сапоги носит. Вот вы, милейший, – наугад указал князь на ближайшего к нему лавочника, с бородой как у архиерея, – какие сапоги вам нужны? – и приготовился загибать пальцы…
– Ну хотелось бы, шоб подешевше, а то дюже дорого берут у них, – мотнул головой в сторону сапажника бородач, – пять рубликов за яловые, а ежели на выход – то положь все двадцать…
– И что б подмётки не отрывались! – закричали с галёрки, – а то надысь обул, почитай третий раз всего … отлетели…
– И чтоб не промокали… и что б на ноге держались, – радостно зашумели собравшиеся….
– Ну вот смотри, сапожная твоя душа, – обернулся князь к мастеру, – первые десять пожеланий, и все – про цену, качество и ни одного – про то, кто должен быть хозяином мастерской. А знаешь что это значит?
Зал притих. Делать общие выводы из частных примеров получается не у каждого.
– Это значит, что Главным человеком в твоей мастерской должен быть покупатель. Он – единственный и самый заинтересованный в том, чтобы сапоги были качественные и недорогие, а также в том, чтобы предприятие, которое делает хорошую и нужную ему продукцию, работало как можно дольше и успешнее. А ты, милок, в этом не можешь быть заинтересован. Твой интерес, чтобы работой не перегружали, да платили исправно… И это нормально! Но при чем тут права хозяина? Вот в Америке есть предприятия, где акции распределены между работниками – что-то не демонстрируют эти предприятия ничего выдающегося…
Говоря про Америку князь лукавил. У него на руках были результаты всего ХХ столетия в ходе которых так называемые “народные предприятия”, то есть те, собственность на которые принадлежала персоналу, за редким исключением, проваливались и банкротились. Впрочем, сценарист ознакомил князей не только с экономическим результатами многочисленных экспериментов. Большевики, придя к власти в 1917 м, моментально забыли революционные лозунги “землю-крестьянам”, “заводы-рабочим” и никогда про них больше не вспоминали.
Собравшиеся рабочие были озадачены. Стандартная революционная риторика была проста и понятна – “Бей буржуев!”, “Грабь награбленное!” “Долой самодержавие!” а потом оно как-то само наладится… А князь предлагал высшую математику, от которой пухла голова. Но против сапог то не попрёшь! Покупателям сапог, действительно наплевать, кому принадлежит цех, где их тачали. Главное, чтобы справные были да недорогие…
– Ваше высокопревосходительство! Вопрос имею! – раздался фальцет с галёрки, – вопрос у меня!..Да пропусти, лихоимец, когда ещё удастся с генералом об жизни поговорить… Через минуту рядом со сценой появился обладатель этого скрипучего голоса, а также озорных прищуренных глаз над орлиным носом и гренадёрскими усами, примерно одинакового роста и возраста с князем, одетого в шинель, помнившую ещё русско-турецкую войну и головной убор, в котором с трудом угадывался картуз, который обычно носят мастеровые…