Красноярский период жизни был не самым лучшим в судьбе Николая Алексеевича. С началом русско-японской войны всё его внимание было обращено на снабжение армии и бесперебойную работу железнодорожного транспорта. А вот тут то и таилась самая большая проблема.
Генерал, привыкший сходится с врагом на лицом к лицу на линии фронта, где всё ясно – позади свои, впереди – чужие, оказавшись в тылу, растерялся. Казалось, что враги повсюду. Подрядчики, норовившие подсунуть армии некачественный товар, прекрасно находили общий язык с вороватыми интендантами. И те, и другие жили душа в душу с мелкими воришками и революционерами, списывая уже украденное, как попорченное, взорванное или разворованное “неизвестными лицами”.
Но главное, что добивало старого, израненного солдата, это полное равнодушие тех, кому по долгу службы положено было противодействовать и пресекать. Ревизоры и местоблюстители, прекрасно чувствующие себя в своих креслах, говорили красивые и правильные слова, достоверно изображали верноподданнейшие чувства, но при этом даже не пытались прекратить казнокрадство и мздоимоство, достигшее с началом войны космических масштабов.
Помня суворовские слова «Всякого интенданта через три года исполнения должности можно расстреливать без суда. Всегда есть за что», – Айгустов втайне хотел, чтобы хотя бы одного из них зацепило каким-нибудь революционным рикошетом и с ужасом признавался себе, что это уже не поможет – сносить надо всю систему, позволяющую плодить такое непотребство.
После появления в Красноярске революционно настроенных рабочих, а затем – не менее революционно настроенных солдат, Николай Алексеевич решил, что его наипервейшая задача – не допустить кровопролития, и придерживался этого решения железобетонно, игнорируя истеричные депеши из столицы проучить, наказать, покарать и прочее…
Теперь Енисейский губернатор, после долгой беседы с Михайловичами, сидел с каменным лицом перед собравшимися чиновниками и купцами и слушал, как генерал загоняет мышей под веник:
– Измену будем выжигать калёным железом! – гремел Николай Михайлович, – в военное время срывать снабжение действующей армии! Это как понимать, господа? Это каторга… хотя какая каторга? Расстрелять к чёртовой матери перед строем!
– Но позвольте, ваше высочество! – попытался возразить какой-то интендант, – какое может быть снабжение, если дорога блокирована мятежниками? Надо арестовать их и тогда всё наладится…
Лучше бы он этого не говорил.
– Что наладится? У кого наладится?! Воровство армейского имущества? Так оно было налажено с первых дней войны. У вас полгорода ходит в сапогах армейского образца. А если сейчас, пока мы тут разговариваем, послать роту пройтись по купеческим лавкам и расспросить с пристрастием – где, когда и у кого они приобретали они снаряжение, которое очень похоже на то, что должно находиться на военных складах?
Присутствующие интенданты опустили головы и откровенно напряглись. Грустная перспектива попасть под расследование незнакомых и неприкормленных ревизоров с военно-полевым судом на выходе их явно не радовала. Николай Михайлович обвел присутствующих тяжёлым “царским” взглядом.
– А теперь насчет мятежников… Причины мятежа выяснены?
– Холопы по кнуту истосковались…, – буркнул стоящий в проходе статный купчина с коротко постриженной бородой, орлиным носом, глубоко посаженными глазами над прямыми, как стрелы, бровями и непокорным ёжиком волос.
Князь задержал взгляд на говорящем, прищурился, будто вспоминая что-то…
– Надворный советник Афанасий Григорьевич Смирнов, не так ли? – то ли спросил, то ли утверждающе произнёс фамилию купца князь, и, не обращая внимание на его смущение и удивление остальных своей осведомлённостью, насмешливо спросил, – кнут значит? А знает ли уважаемый господин Смирнов, как изменились за последние полгода доходы и расходы этих мятежников? Что молчите? Неужто не интересовались? А кто-то вообще интересовался?
Князь обвёл насмешливым взглядом присутствующих и раскрыл заранее приготовленный блокнот.
– Никто не знает? Ну ничего, я помогу. Итак – основная масса рабочих как получала до войны, так и получает в среднем 20 рублей в месяц. Зато цены, которые устанавливаете вы, господа предприниматели… это же песня! Фунт мяса вырос в цене в полтора раза и стал стоить 30 копеек, Хлеб – аж в два раза – с 4 копеек до 8, огурец… простой соленый огурец – тот вообще подорожал в три раза… И так по всему списку… Ну и добили вы их, мятежников, арендой жилья, увеличив её в среднем с пяти до семи рублей. В итоге, господа, умеющие считать деньги, расходы ваших рабочих превысили их доходы. А что делаете вы, когда предприятие работает в убыток? Правильно – закрываете… Вот и они закрыли…