Ваше поручение давно выполнено, сообщены выдержки В<ашего> письма Бернацкому и Маклакову и... Деникину. Д<еникин> — сказал: «да... ужасно». Макл<аков> вывел «обратную медаль большевизма». Берн<ацкий> — да, принял в сознание, «многое освещает»… Очень хорошо. Я благословил Ваше освобождение. Я бы не мог там дышать. Я не выношу «казармы». И все это — вина демократий, которые все это допустили, ибо развели миазмы за эти 20 лет, терпя и лаская «нужник и бойни». А теперь кричат! Прав Пушкин: «живя в нужнике, обыкнешь г-ну». [343] Ну, и нечего нос воротить: сами развели это г-но. Лицемеры. Теперь поздно: многое обречено. Перестраивается мораль, все стерпится, другими стали. И как горько, что нет света, который, плохо ли хорошо ли, — а хранила русская интеллигенция, ретивая не по разуму. Нет и русской инт<еллиген>ции: смешана с г-м.
Как Ваше здоровье? У Вас расшатана нервная основа. М<ожет> б<ыть>, воздух Шв<ейцарии>, страны свободной, укрепит Вас. Какие В<аши> планы? где оснуетесь? Напишите.
Жду книги о писателях. Есть ли у Вас место, где работать? упования? А не думаете, что скоро «все переменится»? Я что-то в эсхатологич<еском> — лично — состоянии. И едва заставляю себя — хотеть быть и писать. Устал. И почти одинок. Все мы линяем, облезаем, никнем, отмираем. Нов<ого> поколения не знаю. Да вся сила — там будет обозначаться, кажется. Иисуса Навина [344] не дождемся. Моисеи давно накрыли голову плащом умирания. Вы еще стоите на высоте со скрижалями, а народ — жестоковыйный и — как бы просуществовать. Скоро Рождество. Д<олжно> б<ыть> в Цюрихе будете слушать светлые песнопения. Желаю Вам, милый друг, и Вам, дорогая Наталия Николаевна, светлый Ангел-Хранитель нашего Моисея, сил и крепкой веры и надежды, и — да красуется рождественский пирог, под елочкой, на праздничном столе Вашем! Будь деньги, покатил бы на Рожд<ество> в Цюрих, побыл бы под обаянием, укрепляющем Вашими чувствами и словами ласки измызганное сердце. Если что-ниб<удь> нужно выслать Вам — напишите.
Целую.
Ваш Ив. Шмелев.
А когда примусь за прерв<анные> «Пути» — не ведаю. Кв<артира> у меня — студия приятная. Но как я ее продержу — не ведаю, 7500.
<Приписка:> Нат<алию> Ник<олаевну> не терзайте, и знайте, что Вы здоровы во всех отношениях. Принимайте бром, лучше Bromogenol Pepin, не вред<но> для желудка. Вам выпишут.
1) Bromogenol Pepin (en gauffel)
2) Veriane и Veriane Buriat., convre nevrosisme и бессонницы, утишает сердце. Buriat (loboratoire Buriat) оч<ень> хор<ошо> успокаивает!
1939
328
И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <10.I.1939>
1939 I 10
Милый и дорогой друг Иван Сергеевич!
Не браните, вот уже пишу. И за Ваше письмо Вам спасибо! Радостью оно мне было. И рассказ Ваш в Возр<ождении> был прелестный, спасибо. [345] И еще спасибо за посещение всех трех господ, и Ант<она> Ив<ановича> [346] в том числе. Лекция его была хороша и верна, очень значительна и очень полезна.
А про нас вот что.
9 июля выехали. 1 авг<уста> подали прошение. 16 сент<ября> Рахманинов обеспечил необходимую кау-цию [347] в 4000 франков. 31 окт<ября> переехали в Цолликон под Цюрихом. 4 ноября прошение начало рассматриваться. 23 ноября Цолликонский совет дал право пребывания на год. 28 ноября из кантональной полиции последовал грубый отказ с предложением добыть обратную визу в прежнюю страну или убираться куда угодно. 29 ноября я был сам у кантонального директора, представил свои объяснения и категорически отказался от позора «просить обратную визу». Он понял. На 1 дек<абря> я получил приглашение в высшую инстанцию, в Берне. Часовая беседа — и все разрешено.
7-го снят запрет с мебели и книг. 8 дек<абря> вещи и книги перевезены в заранее снятую квартирку. С 10 дек<абря> мы у себя. 19-го приглашение в Берн в не правительственное заведение. Полное единомыслие. Возможность литер<атурной> работы; обещание выхлопотать право на труд.
343
Из письма А. С. Пушкина к H. Н. Пушкиной от 11 июня 1934 г. Точная цитата: «А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к ------, и вонь его тебе не будет противна, даром что gentleman. Ух как бы мне удрать на чистый воздух».